— Мне интересно. Очень интересно.
— Если хочешь, я попрошу всех хонгодоров ему сказать, если они его встретят, что ты очень хочешь с ним поговорить. У тебя ведь лошади хорошие?
— Ему лошадей отдать нужно будет?
— Нет. Старики — они никуда не спешат, да и им это не нужно. Но если он согласится, то скажет, где тебя ждать будет — тут хорошие лошади и пригодятся. Долго-то ждать он может и не захотеть…
— Думаю, что прокатиться куда-нибудь не очень далеко я смогу. Но только не в Китай: я народ тамошний не знаю, а брать с собой казаков на такое дело нельзя. Когда сможешь встречу устроить?
— Наранбаатар, я сказал, что попрошу людей с ним поговорить, да и то, если они его встретят, — буряты иногда его называли этим именем потому, что Николай Павлович «в поле» работал лишь летом. — Но если встретят, то ты об этом узнаешь за неделю.
— А если не встретят, то и никогда не узнаю.
— Мир не очень большой, а людей в нем много. Кто-то его обязательно встретит…
Кто-то старика встретил, и тот передал, что готов поговорить с Николаем Павловичем в Усть-Кяхте — если тот поспешит. Почему надо спешить, гиттенфервалтер не понял, но все же поехал сразу же, поскольку всю летнюю программу (обследование долины Селенги) он уже выполнил. И понял, что спешил не напрасно. Старик был действительно стар. Правда, первый вопрос, который он задал (через мальчишку-переводчика) прозвучал несколько странно:
— Та алс хол газар юу хайж байна вэ?
— Что ищешь ты в стране далекой? — перевел мальчик, и Николай Павлович слегка опешил. Впрочем, буквальные перевод был немного иным, а мальчик… что мальчик? Разные мальчики бывают…
— Я ищу руды, чтобы из них можно было сделать сталь. Чтобы можно было проложить дороги…
— То есть ты ищешь не золото?
— Из золота многое не сделать, а из железа…
— Я знаю, где есть руда. И где есть многое другое, из чего можно делать полезные вещи. Но я умру через четыре месяца, так что если ты хочешь это увидеть, то нам придется поспешить.
— Я могу отправиться хоть сейчас. Мальчика мы с собой возьмем?
— Я могу понимать твои слова, и могу говорить слова, которые ты поймешь. Нам будет нужен один погонщик, три лошади. И, если у тебя есть, немного денег, чтобы купить еды и не тратить время на охоту.
— Лошади у меня есть…
— Я знаю. Погонщика купим на торге, обойдется в три рубля. Выходим завтра, за два часа до рассвета. Я знаю, где ты будешь ночевать, приду и разбужу. Пойдем на торг, еще успеем…
Путешествие было очень интересным: старика, похоже, знали везде и в любом улусе его встречали с большим почетом. Кормили хорошо, давали свежих лошадей… Своих старик оставил уже на третий день экспедиции, сказав Николаю Павловичу, что тот заберет их на обратном пути:
— За ними присмотрят, с ними все хорошо будет.
— Ты в этом уверен?
— Меня здесь все знают… Хухэ Мунхэ тэнгри дал мне дар лечить людей, я тут многих уже излечил. Люди мне благодарны.
— Ну… ладно.
— Твои лошади устали, а нам надо спешить: мне уже очень мало осталось времени жить. Совсем мало, а показать тебе нужно еще много…
Старик действительно знал очень много. Он показал Николаю Павловичу огромное, по его словам, месторождение молибдена и меди, очень богатое месторождение железа, приличное месторождение манганума. Гиттенфервалтер очень не сразу задумался, откуда старик-кочевник из дикого племени вообще такие слова знает — но оказалось, что он еще знает очень много слов, которые даже сам Николай Павлович в жизни не слышал. Просто оказалось это не очень вовремя…
Экспедиция уже подходила к концу и старик, невзирая на уже всерьез опустившуюся на землю зиму изо всех сил спешил вернуться в Усть-Кяхту. Очень спешил «успеть до того, как помрет» — и, чтобы сократить путь, решил пройти по довольно длинному ущелью. А когда под ногами загудела земля, он, крича «хараал идсэн сейсмопрогноз», скинул со спины свой мешок с припасами, схватил Николая Павловича за руку и поволок его в пещерку, видневшуюся рядом. В пещерку они забежать успели — вдвоем, так как погонщика старик отпустил еще неделю назад. А вот лошади с вьюками остались снаружи – и судьба их была печальна: всё накрыла огромная снежная лавина.
Когда они забегали в пещерку, Николай Павлович больно стукнулся о стоящий у входа камень, а затем, когда по ушам ударила тугая воздушная волна, почти сознание потерял от двойной боли. Придя же в себя, с удивлением увидел, что дэнзэ — серебряный шарик на шапке старика — ярко светится, позволяя увидеть окружающую действительность. Довольно печальную: вход в пещерку был плотно забит снегом.