Такое автоматическое глумление над буржуазией должно быть прекращено. Это непривлекательная форма самоненависти, поскольку большинство из нас, как владельцев и продавцов, по крайней мере, человеческого капитала, а в пенсионных фондах и домах - финансового и физического капитала, являются буржуа. Правда, если упорно использовать слово "буржуазный", как его использовали, скажем, Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар, для обозначения самых худших и неаутентичных типов городской жизни во Франции 1950 года, то не будет большим интеллектуальным подвигом сделать вывод, что буржуазная жизнь ведет прямо к... ну... самым худшим и неаутентичным типам городской жизни во Франции 1950 года. Но я призываю вас перестать использовать это слово как термин презрения, а начать использовать его научно и бесцветно для обозначения "владельцев и управляющих в городе, рисковых или словоохотливых, больших или малых по своему капиталу, непропорционально грамотных и умеющих считать, зарабатывающих на жизнь разговорами и расчетами". Тогда мы сможем путем реального исследования выяснить, добродетельно ли их ненавидеть.
Подобно мандаринам старого Китая или уважаемым людям Франции раннего Нового времени, представители современной клирики считают себя уникально этичными благодаря своей образованности, в том числе и в области этики, или, по крайней мере, благодаря ежедневному чтению газет Le Monde или New York Times. Представление о том, что человек, действительно постигший смысл понятия "этика", на самом деле будет этичным, было утверждением Сократа, переданным Платоном. Если учесть, что среди встречающихся людей много высокоученых и начитанных, но неэтичных, то в этом можно усомниться. Тем не менее, клерикалы поддерживают платоновскую концепцию. Оно процветает, например, в отношении голландских бюрократов в мэриях, которые считают себя вполне квалифицированными благодаря дипломам о высшем образовании, этическому превосходству и подписке на NRC Handelsblad для защиты печально невежественных низших классов от алчных капиталистов на рынке.
В XVIII веке некоторые представители духовенства, такие как Вольтер и Том Пейн, мужественно отстаивали наши свободы в торговле. И действительно, нашей главной защитой от хищников была именно такая конкуренция в торговле, а не мэрия или Уайтхолл, которые имели свои хищнические привычки, подкрепленные насилием. Однако в 1830-1840-е годы значительно расширившийся круг духовенства, в основном сыновья буржуазных отцов, стали посмеиваться над экономическими свободами, которыми так активно пользовались их отцы, и выступать за активное использование монополии государства на насилие для достижения той или иной утопии в ближайшее время.
Правые клерикалы под влиянием романтического движения с ностальгией смотрели на воображаемое Средневековье, свободное от пошлости торговли, на нерыночный золотой век, в котором господствовали рента, застой и иерархия. Такое консервативно-романтическое видение старых времен вполне соответствовало тому, что правые занимали место в правящем классе, управляя простыми обывателями. Позднее, под влиянием научной версии, правые использовали социал-дарвинизм и евгенику для обесценивания свободы и достоинства простых людей, для возвышения миссии нации над отдельным человеком, рекомендуя, например, колониализм, принудительную стерилизацию и очистительную силу войны.
В то же время слева кадры другой версии клерикалов - также под влиянием романтизма, а затем и собственного научного увлечения историческим материализмом - развили нелиберальную идею о том, что идеи не имеют значения. Главное для прогресса, провозглашали левые, - это неудержимый поток истории, которому помогает (далее они заявляли, что противоречит неудержимости) протест, забастовка или революция, направленные против алчной буржуазии - такие захватывающие действия должны возглавляться клерикалами. Позже, в европейском социализме и американском прогрессивизме, левые предлагали победить буржуазные монополии в мясной, сахарной и сталелитейной промышленности путем объединения всех монополий в рамках регулирования, синдикализма, центрального планирования или коллективизации в одну верховную монополию, называемую государством. В 1965 г. итальянский либерал Бруно Леони (1913-1967) заметил: "Создание гигантских и обобщенных монополий [по мнению левых, является] именно таким "средством" против так называемых частных "монополий""⁸.