Но от судьбы не уйдешь. Прошли мы Маньчжурию, и уже в Китае, когда до конца войны оставалась всего-то дня три, раздался одиночный выстрел. Сержант рухнул наземь. Мы подбежали к нему, а он уже мертвый. Пуля угодила прямо в сердце. Как тут не поверишь в судьбу…
Да, война не обошла стороной отца. Хотя и краем своим, но она коснулась его юности. Понюхавшим порох, прошедшим огненные пути Кенигсберга и Маньчжурии вернулся он домой. Война наложила свой отпечаток на его характер. В работе всегда был горяч и цепок, требовал с других и нам спуску не давал, но в строгости своей был справедлив.
На лице его постоянно сияла улыбка. Помню, уходя утром на работу, он, не переставая улыбаться, давал мне задание сделать что-либо по хозяйству. Не дай Бог, если к его приходу я что-то из указанного не делал. Улыбка сходила с его лица, и отец с твердостью в голосе упрекал меня за нерадивость.
К несправедливости относился жестко. Был, например, такой случай, о котором рассказала мне Акрама Хамитовна Бикметова. Отец работал тогда заведующим столовой в Бузовьязах. В районе проводились итоги работы Кармаскалинского потребсоюза за год. В Доме культуры собрались работники торговли пищеблока. Уже зачитали список победителей, как вдруг отец попросил слова. «Как это так получается, – обратился он к президиуму собрания, – самые высокие показатели, как видно по данным статистики, в нашей бузовьязовской столовой, а первое место почему-то присуждается другим?» В президиуме замешкались. Председатель президиума пошептался с представителем райкома партии и тут же перед всеми собравшимися признал ошибку. Первое место было присуждено столовой, которую возглавлял мой отец. Премия и подарки за лидерство получили работники его предприятия.
Трудовую биографию отца помнят до сих пор многие бузовьязовцы. По их воспоминаниям, не заглядывая в архивы, можно проследить его послужной список.
Рашид Нуруллович Рязяпов работал в райпотребсоюзе водителем.
– С Мударисом, – говорит он,– мы с первого класса учились вместе. С самого начала войны почувствовалась в колхозе нехватка мужчин. Учиться стали урывками. Дня два-три в школу ходили, потом недели полторы – на колхозных работах. В 1944 году Мударис на фронт ушел, а я был на год моложе, и потому попал в армию, когда война уже закончилась. Но вернулись из армии мы почти одновременно. Я баранку крутил, а Мударис разные должности занимал. Работал он в заготконторе, в страховом агентстве… Занимал, по районным масштабам, высокие посты: был директором универмага, заведующим чайной в Бузовьязах, председателем Уршаковского сельпо. Хороший был работник, заботливый…
* * *
Летний вечер выдался теплым-теплым. Мы босиком, в одних майках сидели с отцом на крылечке. В небе зажигались звезды, над крышами домов, за горизонтом опустилось солнце. Но и невидимое, оно продолжало излучать свет, золотые снопы прорезали темень небес. Мне тогда едва перевалило за десять лет, хотелось поребячиться, поговорить с отцом, а он молчал. От летней духоты, дневных забот на высоком лбу его серебрились капли пота. Отец вытащил носовой платочек и смахнул пот с усталого лица. О чем же думает он? Какие мысли тревожат его сердце? Даже незатухающей улыбки не было в его глазах.
Позднее мне припомнилась это вечерняя картина. Как-то он спросил у мамы, не она ли в день проводов на войну подарила ему платочек с десятью рублями? Мама, смутившись, ответила, что в тот день их, девчонок из Тугая, послали в Бузовьязы на демонстрацию и предупредили, что прямо оттуда будут отправлять новобранцев.
– Тогда вся женская часть деревни готовила подарки для фронтовиков, – сказала мама. – Был и у меня заготовлен платочек с вышивкой. До сих пор помню его.
– А почему именно мне? – улыбнулся отец.
– Ты же выделялся из всех… Самым красивым был, вот и облюбовала тебя.
Ближе мои родители познакомились на одном из вечеров в Доме культуры. Стали встречаться, а вскоре и поженились. Именно тогда я услышал из уст отца страшное слово – «Хиросима».
– Ясно помню, – говорил он маме, – день, когда американцы впервые за всю мировую историю войн сбросили атомную бомбу. Хотя и держалось все в большом секрете, все же до нас, солдат, моментально докатился слух об этой зверской бомбежке. И до этого на фронте ходили разговоры о какой-то атомной бомбе. Но это были только слухи. А в тот день, 5 августа 1945 года, нас подняли по тревоге. Командиры кричали: «Всем ждать очередной команды!». Приказывали то прыгать в грузовики, то обратно на землю. Вот так и допрыгался, платочек твой где-то впопыхах обронил. Может, и сейчас пользуется им какой-нибудь китаец…