— А с ним мы результат-то получим?
— Пока получаем…
Результат действительно страна получала. В октябре из Тюратама взлетела очередная ракета УР-500, с обновленной третьей ступенью взлетела — и в сторону Луны полетел новенький корабль. Но он только в эту сторону и полетел, а возле Луны притормозил, вышел на полярную орбиту и там и остался. Вообще-то этот пуск был со всех сторон десятки раз прорепетирован на Земле, над подготовкой корабля работало сразу два десятка крупных институтов и очень много организаций не очень больших. Потому что на корабле — среди всего прочего — была установлена и маленькая «атомная электростанция». На самом деле — РИТЭГ, работающий на плутонии — и как дополнение к солнечным батареям (которые пришлось сделать «маленькими» из-за весовых ограничений) он позволил новому спутнику Луны проработать почти полгода. И за эти полгода спутник отснял с весьма высоким разрешением чуть ли не половину поверхности «вечного спутника Земли». Специалисты, изготовившие уникальную телекамеру, были просто обсыпаны орденами (а маршал Неделин долго ругался с ГОИ по поводу «неиспользования» таких же камер в программе «Заря»). Но маршалу все же объяснили, что при наличии атмосферы такая камера на земной орбите смысла вообще не имеет, а ее цена сделает разведывательные спутники даже не «золотыми», а «бриллиантовыми». Митрофан Иванович вроде бы успокоился — однако сумма, выделенная институту во Фрязино, удивила очень многих (включая и руководство Фрязинского института). Правда задачу маршал поставил этих денег достойную: сделать эту камеру раз в десять легче и еще энергопотребления сократить раз в пять. А причиной этого стало обещание товарища Янгеля разработать ракету, способную вывести на земную орбиту максимум полтонны, но всего-навсего за полтора-два миллиона рублей…
А тем временем в небе Дальнего Востока творилось что-то очень интересное. Например, в январе шестьдесят восьмого там — на высоте около ста километров — взорвалась специально подготовленная «бочка» с двумя сотнями тонн гептил-тетраоксидного топлива. Имитатор второй ступени новой ракеты взорвался «очень красиво»: даже не смотря на то, что случился он в солнечный день, вспышку заметили не только в Хабаровске, но и в китайском Цицикаре — и дипломаты долго объясняли китайцам, что это на атомный взрыв был, а просто «ракета взорвалась». Но объяснили — и от этого опять «получилась большая польза»: китайцы, чтобы «население успокоить», в газетах сообщили, что это просто у русских авария случилась — и у американцев это вызвало чувство глубокого удовлетворения. Настолько глубокого, что слегка сократили финансирование своей космической программы. Не «лунной», а только «ракетной» — убрав с нескольких заводов своих «наблюдателей» — и в январе шестьдесят восьмого у них случилась небольшая неудача: ракета «Аджена» вовремя не запустила двигатели и просто упала в океан. По глупости упала: кто-то не снял заглушку с блока зажигания двигателя — а керосин с кислородом сам не воспламеняется…
Все было бы не так страшно, но именно эта «Аджена» должна была стать первой американской орбитальной станцией: янки решили «крупно сэкономить» и для проживания астронавтов использовать опустевший кислородный бак ракеты. И ракет таких у них имелся запасец изрядный — вот только «лишних» стыковочных узлов у них не нашлось, да и сам кислородный бак был очень серьезно доработан — так что следующая «попытка» создания собственной орбитальной станции у американцев откладывалась минимум на год…
Вот чего было Сергею Павловичу не занимать, так это упорства в достижении своих целей. Точнее, даже упёртости — но он прекрасно умел и денежки считать, так что после того, как руководство страны сочло, что тратить средства на его программу Н-1 смысла нет ни малейшего, он все силы бросил уже на «завоевание первенства на Земной орбите». Автоматику стыковки его специалисты довели практически до идеала, корабли «Союз» тоже прошли все требуемые испытания. И теперь раз в месяц космонавты «королёвского» отряда поднимались к станции «Алмаз-3». По двое поднимались, потому что третьим членом экипажа всегда был космонавт из отряда товарища Челомея. Что было совершенно правильно: бортинженер на станции был из тех, кто эту станцию проектировал и строил и в случае необходимости мог мелкие неполадки исправить. А еще — умел работать со «специальным оборудованием», которое на станции ставилось по запросам военных.