Тараненко принес флягу воды. Мы напились.
— Засветло идти нельзя. Обязательно нарвемся на фрицев, — продолжал Тараненко. — Подождем, пока стемнеет.
Мы залегли в пшеничном поле, невдалеке от дороги. Дождавшись темноты, снова двинулись на восток. Где ползли, где карабкались на четвереньках или шли согнувшись. И так всю ночь.
Рассвет застал нас в кукурузном поле. Наевшись досыта молодой кукурузы, отползли в более удобное место и стали ждать темноты. С наступлением сумерек двинулись дальше. Прошли километров пять, остановились, я стал поправлять повязку на глазах. И вдруг передо мной вспыхнуло что-то красное, будто увидел яркий свет или взглянул на солнце. От неожиданности я попятился назад. Оказывается, на пятые сутки ко мне вернулось зрение, правда, очень слабое, но все же — зрение. Товарищи мои радовались вместе со мной. Значит, не все потеряно, еще повоюем!
Смерть товарища
После вынужденного привала мы уже собрались было в путь, но тут послышался гул моторов.
Все отчетливее слышалось приближение тяжело громыхающих машин. Я невольно поднял голову, но ничего не увидел и снова залег. Вдруг где-то слева, километрах в двух, раздалась ружейно-пулеметная стрельба, которая продолжалась около часа. Затем послышался взрыв огромной силы, шум, крики, и снова тишина, которую разрезал усиливающийся гул моторов.
Ночь была тревожной. Если это линия фронта, почему тогда не слышно артиллерийской канонады, постоянной стрельбы, не видно трассирующих пуль?
Тишина.
Если бы не эта танковая колонна, можно было подумать, что никакой войны и нет…
А война шла везде и всюду, по линии фронта и за ней, в тылу оккупантов.
На седьмые сутки мы залегли в пшеничном поле на некотором расстоянии друг от друга. Вскоре послышался нарастающий гул моторов. Это двигались танки. Вот они все ближе, ползут по полю в нашем направлении. Менять убежище было поздно.
Слышу, танки идут прямо на нас. Обидно погибнуть так глупо под гусеницами. Еще обиднее оттого, что не в состоянии встать на пути врага. Мысленно прощаюсь с родными, дорогим сердцу Севастополем, ставшей такой близкой мне Коломыей, с друзьями.
Волна воздуха и выхлопных газов обожгла меня. Танки прошли справа в нескольких метрах. Все стихло.
Вскоре послышался вновь гул моторов. На этот раз двигались две колонны танков: одна справа от меня, другая — слева. А я лежу беспомощный, стараясь вжаться в землю. В таком же положении находились, конечно, и мои товарищи. Нервы были на пределе.
Наконец, все стихает. Минут через двадцать ко мне подползает Смирнов. Увидев, что я жив и невредим, обнимает и целует, как родного брата. Минут через десять появляется старшина Петренко. Ждем Тараненко, а его все нет. Прождали еще полчаса и поползли туда, где он должен быть.
Вдруг Смирнов вскрикивает. Подползаем и видим раздавленного гусеницами танка Тараненко.
Оставаться здесь долго мы не могли. Руками вырыли могилу и похоронили нашего товарища среди пшеничного поля. Было очень больно, что под руками не оказалось ни карандаша, ни доски, ни клочка бумаги, чтобы оставить надпись над могильным холмиком. Память о воине-коммунисте мы уносили в своем сердце… Мы склонили головы, отдавая последний долг товарищу, думая о советском человеке, который мечтал после войны стать учителем… Так появилась еще одна могила неизвестного солдата.
Надо было что-то делать. Много вопросов вставало перед нами. В каком месте собирается эта фашистская группировка? Куда хотят направить фашисты свой массированный удар? Находились мы в районе Любомирки, а шли на Новоукраинку. В этом же направлении двигались и фашистские войска. Нас не покидала мысль о том, чтобы передать командованию важные сведения. Успеем ли мы?
Мы взяли измятый и окровавленный партбилет старшины Тараненко, ставший для нас реликвией, и снова двинулись в путь. Шли быстрее обычного, но нам все казалось, что слишком медленно.
Населенные пункты мы обычно обходили стороной. Нашим компасом стала избранная нами в ночном небе звезда, которую мы назвали «верной спутницей».
Мы уходили все дальше на восток от места трагической гибели нашего боевого товарища. Позади остались населенные пункты Игнатовка, Васино, Любомирка, Коколово, Новоукраинка, Ровное. Впереди был Бобринец.
Только на Восток
Многодневные тяжелые переходы, отсутствие медицинской помощи, голод — все это давало себя знать. Открылись раны. Необходимы были перевязочные средства. Населенные пункты попадались часто, но как зайти, если везде и всюду немцы?