— Тише. Все уже спят.
И тут поднял глаза на лицо Феди.
— Что с тобой?
— Упал.
— Кости целы?
Он достал из настенного шкафчика бинты и какой-то белый порошок, стал перевязывать голову. Федя рассказал ему, как все получилось.
— Твое счастье, что тебя в сторону отбросило. А то бы… А я-то думаю: «Куда велосипед делся?». Хорошо, Леня объяснил.
Игорь Николаевич отрезал бинт, завязал концы:
— Ну, вот и все… До свадьбы заживет.
— Я никогда не женюсь, — сказал Федя.
— Разумеется, — согласился Игорь Николаевич.
После этого он пошел во двор посмотреть велосипед. Федя приблизился к зеркальцу, висящему на стене: «Ну и видок!»
Вернулся Игорь Николаевич. Федя спросил:
— Ну как велик?
— Ему прямая дорога в металлолом.
— У нас есть деньги. Я куплю новый…
— Брось глупости. Но все-таки, куда ты ехал на ночь глядя?
Федя объяснил ему. Затем пошел домой. Постучал в окно. Таиска посмотрела, приставив ладонь козырьком ко лбу. На мгновенье обмерла от страха:
— Кто это?
— Я, — откликнулся Федя.
Узнала по голосу. Впустила. Спросила то же самое, что и Игорь Николаевич:
— Что с тобой?
— Упал…
— Откуда?
— С велосипеда…
— Я подумала, пугает кто-то… Бинты… белые…
В дверь постучали. Вошел Игорь Николаевич. Обратился к Феде.
— К Чернышу надо.
— Не пойду.
До этого Федя видел участкового не раз, но только издали. Он ему не понравился. Черный, вернее, смуглый. Длинноногий, как журавль.
Все же Игорь Николаевич настоял на своем, вдвоем они пошли к Чернышу. Черныш ходил по комнате с младенцем на руках. Его, должно быть, озадачил Федин вид, но он ничем не показал этого. Отдал младенца жене, предложил сесть. Начал было слушать, потом прервал:
— Ты короче. Значит, Перелясов знал, что ты поедешь в Управление?
— Может быть, слышал…
И вдруг Федя сообразил:
— Антон Антонович, у вас мотоцикл… Отвезите меня в Управление.
Черныш улыбнулся:
— Не обязательно возить.
И показал глазами на телефон.
Мать спала. Таиска тоже лежала, но дыхания ее не было слышно. Федя прокрался из своих сеней к окну и посмотрел на улицу. К домику Черныша неслышно подкатила «Волга», потом еще одна. Одна из них повернула к Фединому дому. Кто-то постучал к Перелясовым. Скрипнула дверь и опять тихо… Через некоторое время Федя вышел во двор. Почти одновременно из перелясовской половины появились Перелясов и какие-то люди. Среди них был Черныш. Седоусый высокий человек, которого все называли Николаем Ивановичем, сказал Перелясову:
— Отоприте ваш сарай!
— Зачем?
Николай Иванович повторил настойчиво:
— Отоприте!
Внутренность сарайчика кто-то осветил электрическим фонариком. У одной стены дрова, у другой — старый столик с точеными ножками.
— Ничего! — сказал кто-то.
— Как я и говорил, — подхватил Перелясов.
От сарая все пошли к дому. Вместе со всеми Федя поднялся на верандочку. Николай Иванович его заметил.
— А это кто?
— Тот самый мальчик, — сказал тихо Черныш.
— Потом.
Черныш придержал Федю за локоть:
— Ты вот что, иди домой. Тебе пора спать.
Идти домой Феде никак не хотелось. Он сделал вид, что направляется домой, а сам вышел во двор и поднялся на третью ступеньку лестницы, против открытого окна Перелясовых. Здесь его привычное место. Отсюда видна была вся комната соседей.
Федя видел, как Николай Иванович и Перелясов сели за стол один против другого. Николай Иванович спросил:
— Когда Лизунов первый раз привез вам вещи?
— Лизунов, говорите? А это кто такой?
Перелясов сделал недоумевающее лицо.
Николай Иванович положил перед ним фотографию Лизунова.
— Не узнаете?
Перелясов близко наклонился к фотографии, всматриваясь в ее черты. Потом выпрямился:
— Такого не знаю.
Федя испугался: неужели Николай Иванович поверит? Ведь это фотография того, который приезжал на такси к Перелясову и избил его.
Николай Иванович нахмурился:
— Так-таки и не узнаете? А ведь полтора месяца находились в одной камере.
— Не помню такого.
— Короткая же у вас память.