— Ей богу…
— Оставьте бога в покое.
В это время лестница скрипнула, Николай Иванович недовольно взглянул в окно и приказал:
— Закройте!
Чьи-то руки закрыли створки окна и задернули занавески. Сидеть на лестнице больше не было смысла. Федя вышел на улицу.
Около дома Черныша стояла грузовая машина. Федя ухватился за задний борт и подтянулся на руках. Он увидел Аркадия, неподвижно лежащего на спине. На желтой футболке темнело большое пятно крови. В кузове стояло еще что-то, какой-то мотор и корзина, завязанная белой тряпкой. Федя приподнялся еще раз: сомнения быть не могло — на дне кузова лежал труп Аркадия. Федя коснулся ногами земли.
— Что там? — вдруг услышал Федя знакомый голос. Перед ним стояла Таиска.
— Ты что такой?
— Какой?
— Какой-то пришибленный, что ли.
Любопытство мучило ее:
— Подсади меня.
Таиска ухватилась за кузов руками и хотела подтянуться.
— Ой, ой! — схватился за голову Федя.
— Что такое?
— Голова… Бинт…
— Покажи.
Таиска осмотрела повязку:
— Вроде все в порядке.
Наклонилась к брату:
— Соврал? Да?
Но Федя не успел ответить. В это время подошел Черныш с каким-то человеком. Они влезли в кабину грузовика и машина уехала.
— Что все-таки здесь происходит? — спросила Тая.
Федя рассказал ей о Перелясове.
— Он — вор? Вот бы не подумала, — сказала Таиска.
…Наступила пора выполнять работу по алгебре. В день экзаменов он пришел в школу. Лилия Леонидовна сидела одна в большом классе. Заметила Федю:
— Входи, входи! У тебя есть чем писать?
Дала пример и задачку. И то и другое — ерунда. Такие с Таиской решали косяками. Быстро решил, подал учительнице. Та посмотрела, удивилась. Затем немного поспрашивала правила.
В дверь постучали. Лилия Леонидовна вышла, стала шептаться с кем-то. Федя слышал разговор:
— Слаб? — спросил чей-то голос.
— Совсем наоборот. Поразительно! Совсем другой ученик.
Федя понял, что это о нем. Вернулась Лилия Леонидовна.
— Можно идти?
— Конечно. Считай, что перешел в восьмой класс.
— А я, может быть, у вас учиться не буду.
— Почему это?
— Мы скоро переедем на другую квартиру… Может быть, даже в другой район.
— Что ж поделаешь, — вздохнула Лилия Леонидовна. — Но вообще-то жалко расставаться с тобой. Будешь учиться в другой школе — старайся. Не осрами нас.
— Постараюсь.
В последние дни августа Федю вызвали в Управление гормилиции. Туда он ходил вместе с Таиской. На третьем этаже они нашли комнату номер 327. Там их встретил Николай Иванович. Он вышел из-за стола, пожал Феде руку, как взрослому.
— Федор Кораблев… Это твоя сестра, Таисья Павловна? Очень приятно. А сейчас сюда приведут одного гражданина, и ты скажешь нам, встречал ли ты его до этого и где именно…
Привели какого-то пожилого человека. Усадили против Феди.
— Я его не знаю, — сказал мальчик.
Мужчину увели.
— Так я и думал, — сказал Николай Иванович, — но он тебя знает… Догадался, кто это был?
— Нет.
— Сергей Александрович Чебров, тот самый шофер, который пытался тебя задавить. И еще один момент…
Он кому-то позвонил.
— Приведите Климову.
В кабинет вошла женщина. Федя сразу узнал ее. Это была директор магазина № 19.
— Где и когда ты видел ее?
Федя рассказал о ней и обо всем, что знал.
— Ну, что ж, можете быть свободны, — попрощался Николай Иванович.
В коридоре они встретили Эльму Самойловну. Она прошла мимо и сделала вид, что не заметила своих соседей. После смерти Аркадия и ареста мужа ее вообще почти не было видно. Мелькнет перед окнами, и все.
Теперь Лидия Борисовна не ездила на прежнюю работу. Она училась на курсах, но в этот день и на курсах не была, до обеда где-то ходила, а потом пришла и положила на стол ключи от новой квартиры.
Надо было переезжать. По правде сказать, Феде этого ни капля не хотелось.
Очень помог им Игорь Николаевич; он и машину выписал, и вещи в кузов поднимал. Лидия Борисовна сказала:
— Не знаю, что бы мы без вас делали…
Перебрались в сухости, дождь пошел позже, когда все вещи уже втащили в подъезд.
Перед отъездом Таиска вынесла свое подвенечное платье во двор, положила на чурбан, на котором Федя рубил хворост, и подняла топор. Лидия Борисовна ее остановила:
— Обожди!
— Зачем оно мне? — спросила Таиска.
— Платье пусть полежит, есть не просит. Жизнь ведь не кончилась.