123. Я вот от свекрови своей слышала. Одна баба родила парня да на второй день мыть его пошла. А воды-то в бане нет, она его на лавку положила, а сама за водой побежала. Приходит, а парнишка-то под лавкой лежит. Когда его достала, совсем не такой оказался, какой был. Они осиновое корыто сделали, сверху им ребенка накрыли и рубили до трех раз. Через день помер. Стало быть, ребенок подмененный был. А раз подмененный, то не жилец. (107)
124. Вот еще. Когда я сюда приехала, первый год жила, был у нас мужик один. Ох, не помню уж, как его зовут-то. Ну, он в чертей да колдунов не верил. Все отвечал: «Брехня это все. Ничего такого нет. Я, говорит, сам черт». Вот пошел он в баню однажды. А после двенадцати часов пошел. Потом сказывал: пришел к нему черт в виде дядечки. Он схватился с ним. Мужик-то сильный был. Черт-то его все на каменку метил бросить. Боролись, боролись, не смог черт его побороть. Размахнулся им да как бросит его в дверь, так косяк-то и вылетел. Мужик-от тот три дня лежал, без языка был. Только на четвертый день и отошел. (115)
ХОТЬ И НА ГУМНЕ, ДА НЕ ТОЛЬКО МОЛОТЯТ
Рассказы о духах гумна и овина
125. За людьми-то железны печки бегали. Вот это я слыхала. Тамака Федя-пастух жил, сказывал. Бежала печка за девкима. Она бежала, бежала, а тут раньше единолично жили, сани-то у всех стояли под окошкима. Бежат-де: «Девка, на кобылу! Девка, на кобылу!» Девка на кобылу набежала, тут и дух отдала. Печка-то бежала, кричала. С гумна-де бежала, с гумна. Это еще до нас, это мы слыхали от старых-то людей. (21)
126. Вот печка бегала за людьми. Печки топятся да бежат за людьми. Это ж на Святки тожо было. Печка бежит за девками: «Девка, иди на конь! Иди на конь!» А тут сани запряженные, гуляли Святки. Девка на сани набежала, на кобылу бросилась, дак померла на ей. Печка-то с гумна бежала. (17)
127. Я маленькая еще была. Мы по овинам-то лазали в Сусае-то, девки-то ворожили. Вон там рассказывали: он, грит, с овина-то все снопы повыкидывал, все. Я щас припомню — мне было лет семь-восемь, в аккурат было Рождество. Девки пошли туда, залезли в этот овин-то, он, грит, такой чумазой вылазит. «Вы зачем сюда пришли?» А они, грит, бежать, а он за ними. Они кто с визгом, кто в обморок попадали там, а потом в деревне-то в аккурат какая-то свадьба была. Колокольчики-то побренчали, он исчез. Ой, они боялися! (14)
128. На овине тожо есть хозяин. Хозяин овина. Вот я ходил на овин, напрашивался, там идешь ночью ведь. «Пусти меня, хозяин овина, спаси меня. Я иду топить камницу». Камница там, как в бане черной, дымища. Люди-то его не видят, а ты знаешь, вот и напрашиваешься у хозяина, он с тобой не разговаривает. Всё ведь от старых людей взято. Видимо, раньше людям показывался. Он может в лошадь показаться. А если он тебя в овине-то невзлюбит, то он тебе рога покажет только, а сам не покажется. Это мне бабка, она бравенькая еще была, рассказывала. (13)
ВСЕ ЧЕРТИ ОДНОЙ ШЕРСТИ
Рассказы о черте, сатане, дьяволе
129. Сама не помню. Вот женщина рассказывала. Не верите, а правда! Мне семь-восемь лет было, когда рассказывала. Раньше каждый дом по ночам дежурил с колотушками и в городе и в деревне. Дети дежурили до двенадцати ночи, а потом взрослые сменяли. Она подошла к нам, принесла горох и бобы, рассказывала сказки и былины, а мы не верили. Всего, что рассказывала, не помню. Помню только это: «Иду я под гору на Надымовский косяк. Ходила за реку корову доить. Корову не нашла. Поздно было уже, часов двенадцать. Кое-как переехала через реку. Иду, страдаю, что молока нет, иду, плачу. Одна жила, муж в войну погиб. Слышу: идет кто-то. Обернулась — нет никого. Несколько раз так. — Мы и есть перестали, нам страшно слушать. — Потом обернулась: идет мужик за мной. Рога вот такие, одежда черная, и хвост по земле волочится. Это леший был. Ноги подкосились. Он меня не догоняет, остановлюсь — и он стоит, боюсь подниматься. Тогда перекрестилась, и его не стало нигде. Потом пошла в город, а жила далеко. Иду, кошка черная бежит, глаза, как огни. Хотела ее схватить — никого не стало». Потом еле дождались мы, когда сменили нас взрослые. (4)