197. В Вилисове парень один жил, Ваня его звали. Шел он как-то из Кургана, девки ему приблазнилися. Он их спрашивает: «Куда вы так поздно?» Они ему: «В Кедровку оформляться». А куды оформляться-то, уж вечер же. До речушки дошел, они его заводить начали. Долго бродил, а когда домой пришел, дурной стал, кричит, поет. Наверно, с месяц такой был. Родители уедут куда, а его как будто зовет кто — бежит на зов в окно по снегу. Это все девки те. Бабушка одна молитвой его вылечила. Здоровый теперь, в Соликамске живет. (63)
198. Я за теленком ходила в стадо. Вдруг ветер страшный поднялся. Домой заторопились. Я и Окся домой пошли, телята-де сами дойдут, смокли мы. Пошла к пекарне я, потом выглянула и вижу: Катя телят гонит. Хворостина у ей в руках огромная, и она ею вертит. Кричу: «Катя, не гони телят!» Она меня ровно как и не слышит. Я ей опять кричу, а она все не слышит и так быстро уходит. Спрашиваю потом Катю: «Чё не откликнулась-то?» Приблазнилась мне тогда Катя-то. Она ведь тогда на пече спала, нигде не бывала. А у Окси сестра померла. Не перед добром блазнит. (23)
199. Перед войной матери поблазнило, что в доме напротив военкомата, где сейчас столовая детдома, женщина пела «Чудный месяц». Женщина поет, а песня ушла на Троицкую гору. Утром мать спросила женщину из того дома: «Свадьба у вас была? Гармошки играли?» — «Нет, никакой музыки у нас не было». Зимой поблазнилось — вскоре война началась. Солдат через гору погнали, женщины и выли. (1)
200. У них тоже было холодно дома. Пошли они в баню, там у них на камнях около бани висели горшки, баня у них была подтоплена, тепло, а дома было холодно, нетоплено. И вот они пошли, сели, греются и слышат: кто-то на лыжах подъезжает. А у них тогда болела бабушка. И вот они говорят: «Это, наверное, смерть за бабушкой приехала». И — раз! — лыжи остановились. Они выходят из бани — и никого нету. (15)
201. Есть тут недалеко блазнилка. Болото это. Сказывают, блазнится там. Ехал как-то мужик, молоко вез с фермы. Вдруг видится ему дерево, а под деревом медведь огромный. Так мужик вместе с машиной перевернулся, чуть не утонул. (37)
202. Еще была здесь тетя Катя одна. Когда она косила, там, уже когда по лугу спустишься, копны стояли, и вот увидела: белый человек в шлеме, такой страшный-страшный. И вот она от него бежать! Бежит-бежит по берегу, и он за ней бежит. И вот когда она уже к деревне подбегать стала, и — раз! — он говорит: «Не успел ведь я тебя догнать». В этом логу, говорят, вержится, ну, чудится, кажется. (15)
203. Ну вот он, дядя, рассказывал. Они косили, как раз уже было поздно, и лошадей надо было домой. Двенадцать часов было, уже даже к часу подходило. Ну, он на Лимоне ехал, на лошади на черной. Он едет, а другая лошадь, Серко, остановилась. И вот он звал-звал, а та никак, остановилась, — сочная трава была, с росой, — остановилась и стала есть. Он уже на середине лога ехал, так вот едешь прямо, а потом надо в горку подниматься. И вот он туда поехал, там яма такая, он смотрит: лохматая морда оттуда высунулась. Он закурил папиросу как раз. Он взял и кинул туда папиросу изо рта и потом так вот обвернулся, смотрит: папироса дымится сама. Курится сама папироса, дымит прямо. И вот затрешшали даже сучья, и лошадь вторая, Серко, она как сумасшедшая, как будто ее кто-то плетью гонит, лупит, перегнала даже. И с тех пор он всё в галоп скакал. (15)
ЗА ДАЛЬНИМ ПЕРЕДЕЛОМ
Рассказы о мертвецах
204. Жили-были мать с дочерью. Мать померла. Дочь скучала о ней, мать и стала приходить к дочери мертвая. В Пасху дочь шаньги делала. К ней мать пришла, села у печки: «Фу, устала. Сегодня у нас корова отелилась, красную телочку родила. Пеки шаньги, поедем доить». Дочь как-то сзади зашла, видит: у ней из-под стула хвост торчит и ноги коровьи. Дочь испугалась и побежала. С соседями утром поехали, и вправду корова отелилась. Дочь стала спрашивать у соседей, что делать, чтобы мать не ходила. Ей сказали: «Скипяти самовар, чашки поставь, срядись красиво. Мать спрашивать будет: «Ты чего такая красивая, нарядная?» Отвечай: «Я замуж выхожу». — «За кого?» — «За родного брата». — «Да разве за родного брата выходят?» Ответь: «А умирают, так ходят?» И не станет ходить». Сделала дочь, как ей наказывали, мать и не стала ходить. (116)
205. Потом это вот удавленница была. Мужик ушел в лес, а у его жены корова подохла. Боялась мужа и удавилась, испугалась, что мужик заругается. Когда пошли в избу, все было закрыто. Выставили окно, овца из голбца выскочила, людей сшибала и убежала из голбца. Вошли, а там женщина задавилась. Ее закопали на городок, там прежде река ходила, и на этом городке жили, говорят, какие-то чучканы, первые люди. И вот ее закопали тут, эту удавленницу. А ехал Ваня Большебородый в лодке. Едет по реке один, боится. И эта удавленница за им побежала по берегу. Раз он боится, она ему показалась. А он, говорит, еле доехал, лодку надёрнул — и в гору. Тогда удавленница отстала. Вот как боялись люди, даже в глазах казалось. Это все Деян рассказывал. (48)