Выбрать главу

223. У меня брат был. У него жена умерла. Напротив жила соседка, она задумала за брата выйти, колдунья была. А он женился на другой. Она эту жену возненавидела, придумала ее извести. Мать первой жены, тешша его, к ним приехала. Она к этой колдунье ходила. И та ее сговорила взять кружку браги и поставить дома на стол. Колдунья думала, что жена выпьет и умрет, а брат прибежал с работы и выпил эту брагу. Потом заболел тяжело: видно, на смерть было сделано. Неделю только проболел, приступ за приступом. Жена хотела сходить с ним за словами. Стала одевать, он и отдал душу. Перед смертью сказал, что брагу выпил. Тешша потом призналась, что брагу от колдуньи принесла. Колдунья после его смерти напилась. Идет мимо их дома и говорит: «Вы говорите, что я его испортила. Если это так, пусть я сегодня умру, если нет, пусть у вас дом сгорит». Утром встала жена, а у той внук прибежал и говорит: «Бабушка умерла». Значит, правда, она испортила. Ее, когда хоронили, даже не открывали — черти всю задавили за то, что похвалилась. (7)

224. Вот мама говорила: раньше-то колдунов много разоблачали. Так она говорила, если человека уже испортили раз, то колдун не может мимо человека-то пройти, ему надо его обязательно еще испортить. Его тянет само по себе. Он, грит, больной делается. Я вот щас часто по хлеб приду, вот котора старуха меня не знает, идет, мне в грудь тычет. Я как дам: «Ты чё меня тычешь? Я тебя не знаю, ты меня не знаешь». — «Дак мне надо с тобой говорить». — «Говори». — «Я не знаю, как тебя зовут». Я грю: «Не знаешь, как зовут, можешь назвать гражданка или как, а ты меня зачем в грудь-то тычешь?» Я уж сколько раз ругалась с такими-то. Словно ни раз меня не видела, а вот чё-то найдет дело, меня в грудь ткнет. У меня грудь щас и болит. Я шибко колдунов боюся. Теперь некому лечить-то, раньше есть кому было, а теперь некому. (8)

225. Никогда я не думала, что мне по соседству попадется колдун. Болела я, все болит. Пошла в баню. Вымылась, сижу на табуретке. Запела, перепелась, по-собачьи залаела — хоть бы выпила, так нет. Стала плясать. Ноги болят, а я пляшу. Пришла соседка, спрашивает: «Федоровна, что это ты пляшешь?» Села, заревела, переревелась, переохалась вся, успокоилась. Батюшка тут есть — я его батюшком зову, — он все говорит: «Я вот такой маленький человек, а сила несметная. Я схвачу кого угодно — могу задушить!» И как-то летом я лежу на диване. Приходит, спрашивает: «Ну как, дядя Егор, здоровье? Как тетя Нюра?» А дед ему отвечает: «Слушай, Володя! Ты сделал, ты и разделай! Пускай не мучается». Он не обиделся на меня, не говорил, что я его оклеветала. (66)

226. Вот один рассказывал. Охотился, грит, я, встретился с соседом, а тот из той деревни, а этот из другой. Встретилися, посидели, грит, на пенечке, покурили, он пошел, я пошел. Я, грит, сорок раз выстрелил, патронов сорок штук было, белку стрелял, стрелял, не мог убить. И бросил, грит, все и пошел домой, пустой пришел. Потом, грит, ну чё? — ружье хоть бросай теперь, негодное ружье. Какой-то был в Раскате старик. Я-де прихожу к этому старику: «Я к те с делом пришел», — «Я знаю», — он-де говорит. «У меня-де ружье не стреляет». Он-де ничё не делал мне с ружьем и ружьеце у меня не видел и говорит: «Иди домой, он к тебе придет и ружье в угол поставит свое, этот мужик». Так и вышло. А тот старик на охоту больше не ходил и ружье продал. Вот чё-то знает, видно, есть люди. (11)

227. Заехали мы на паром летом на лошадях, я заехал, она за мной заехала, ну а там же на пароме паромщик, который им командует. Она, значит, паромщика не спросила, отвязала от причала паром, мне говорит: «Давай тянем, переезжам!» Ну раз тянуть, так тянуть, я еще молодой был углан, я тяну, помогаю ей. Ну, переехали. Я свою лошадь понудил, выехал на берег. С берегу тут угорчик. Я выехал, стою, ее поджидаю, ну она за мной поехала. Выехала, у ей лошадь дошла до моей лошади, и — наперед пятками, наперед пятками — телегу спетила, все до воды. Она опять испужат ее, лошадь опять дошла до моей телеги, оттудав опять петься, петься наперед пятками, опять до воды спетилася. Не идет лошадь и всё. Я потом ей говорю: «Паромщик-от чё-ко над твоей лошадью исделал. Иди его угости чем-то. Может, у тя шаньги есть?» — «Есть». — «Ну вот иди угости». Ну она пошла паромщику отдала шаньги. Поехала, лошадь пошла. (59)