12. Как-то я семь карасей споймала мордой, зимой. Заморожены были. Домой пришла — глядь! — живые. Дед мне: «Отнеси рыбу обратно, мол, тут главарь ихний». Дедка сам и отнес в реку. Как сбухают в воду через лед и исчезли! (106)
13. У отца друг был, Лука Егорович, в Керчево жил. Рассказывал, гоститься ходил к водяному. Летом пошел на Маяцкое озеро. Гляжу, говорит, на пеньке сидит баба. Волосы долгушшие, черные. «Не бойся, говорит, подходи, не бойся». — «А я и не боюсь, у меня ружье». — «Не стреляй в меня», — мне говорит. Я, говорит, боюсь подходить, а интересно. Значит, думаю, если чё, я ее застрелю. «А вы и не стреляйте, тогда у вас всё будет». Как, говорит, вода расколыхнулася, и выходит оттудова мушшина. Такой чернушший выходит. И вышел, говорит, тутока. «Не бойся, говорит, не бойся! Не бойся нас, не стреляй». — «Я, говорит, не буду стрелять», — «И никому не сказывай, что видел нас. А чем нуждаешься, как живешь?» — «Потихоньку живу». — «Пойдем к нам в гости». А я говорю: «Как я там буду, в воде-то?» Пошел за имя, говорит, пошел. Сначала там вода была, потом сделалась такая квартира. Сколько, говорит, комнат! Я там часа два или три был. Зашел в избу к нему, а на столах чего только нету! А потом и говорю: «Мне ведь как-то выходить надо». — «Иди, говорит, только никому не сказывай, десять лет никому не сказывай, никому ни звука, а то мы к тебе на дом пойдем, тебя задавим. И все у тебя будет». Ушел, говорит, не выстрелил даже, а уток домой ташшу. А потом зима началась. Он мне, говорит, хлеба давал, вот я от его и разжился. Мужик от его разбогател и золото и муку от его привозил. А через десять лет: «Мне, говорит, хочется посмотреть, как ты живешь. Предупреди жену, только пускай никому не сказывает». Она, говорит, пельмяни настряпала. Водки я, говорит, взял. Вот в двенадцать часов поднялся такой ветер! Баба испугалася. Водяной сторкал в двери, зашел. Баба: «Я шас пойду!» — «Не вздумай нигде сказать, если ты скажешь, хозяина оставлю, а тебя задавлю». Пробыл он минут десять и сказал, чтобы больше не приходил. Только потом тот мужик отцу сказал. Отец нам это рассказывал. (45)
14. В Печинки идешь, там три речки. Так вот, есть Передняя речка. Мать рассказывала, Александра Федоровна звать, блазнило ей. На ветках елок девки сидят, песни сказывают да над ней хохочут. Это мама сказывала: «Как пойду, всё девки хохочут». (17)
15. На речке Чудовке блудят, теряются. Еще отец был маленьким, с ним такое было: русалки на деревьях будто бы сидели и чесали волосы. Сидят и кричат: «Фараон!» Не заманивают, а кричат они к плохой погоде. А Фараон — это дьявол какой-то, идет против бога. (1)
16. У нас дедушка ехал через мельницу. Едет — у мельницы сидит баба, волосы чешет. И лошадь не пошла и всё. Вся лошадь в пене и не идет. Он догадался — стегнул себя веником по спине крест-накрест через себя. Лошадь и пошла. (92)
17. Утонул тот старик, восемьдесят годов ему было, как утонул, он рассказывал. У него еще отец ходил к верху, там Ужты место зовется, Ужты. И вот он ночевать остался один в избушке на покосе. Верст за пять, за шесть будет тамо-ка. И вот эта вышла-то и села — русалка ли, кто ли — на березу и чёшет волосы, черные, до озера. И всё расчесывает и качается. И говорит: «Я Даша, я Даша». Он испугался да гукнул. Она-де только булькнула в озеро. И вот до сих пор Дашиным озером и зовут. (48)
18. Этот Бесов камень считается. Бесов камень. Камень, как обрезан, а яма глубока, а там тожо пустынники ишшо жили, подле камня-то. Ну вот, этот пустынник-то и увидел: вышла-де женщина, грит, вышла из воды, вышла на камень и качат ногами. Волосы, грит, длинные-длинные у ей. Она, грит, расчасыват их и ногами качат. Увидела его, нырнула, и с час ходит вода. И назвали этот камень Бесов. (13)
19. Мать говорила. В августе были белые ночи, и пошли они полоскать белье с подружками, взяли корзинку, до пруда не доходят, видят: сидит девка, чешет волосы зеленые зеленым гребешком, подходят ближе, она увидела их и — шлеп! — под плотик. Видели они только ее лицо красивое и зеленый блестящий хвост. (98)
20. Слушай, я тебе расскажу тогда. Озеро еще есть тут, по тракту, в Булыге. Я забыла, кто рыбу ловил, сказывал. Вышла, грит, русалка ли, кто ли, крылья-те де рыбные, а башка-то человечия. Вышла-де посередь озера, дак я все бросил да убежал. Не стал, грит, ловить-то. (42)
21. У меня сестренка в Анфимове, она живая щас. Перед войной ничё в магазинах не было, должна была война начаться. У меня мужа взяли в армию. Ну вот, она поехала за семянами на Ветлан, на колхозной-де лодке. Вода была большая. А там был Степан, мужик. Он тоже поехал. Он ехал впереди, она сзади. И вот когда на Ветлан приплыли, он говорит: «Агафья!» — «Чё?» — «Ты ничё не видела?» — «Нет». — «А я видел». — «А чё ты видел?» — «То ли, грит, две, то ли три женщины сидели под этим камнем. Волосы у их метра по полтора, а ноги-де в воде. Это-де, наверное, русалки. Ой, грит, господи, ты хоть меня обратно не оставляй — я боюся». А надо было ехать поза березками — вода-то разлилася, он, грит, шибко едет, дак я, грит, так насмеялася над им, пока ехала. И потом, дней пять не прошло, стали собирать всю это армию. А он не пришел. И она стала говорить: «Ему почудилось, пометило то, что его убьют». (8)