Сюжет в былинной обработке известен только в записях от М. С. Крюковой и от П. С. Пахоловой. Последняя ссылается как на источник былины на исполнение матери, Марфа же Семеновна при каждой записи указывала самые различные источники (см.: Русский былинный эпос на Севере, стр. 262—263). Вероятнее же всего, как уже было отмечено (ук. соч., стр. 259, 262), это сочинение самой Марфы Крюковой, которая, по свойственной ей тенденции распевать в форме былины сказки, повести, исторические песни и баллады, развернула в целую повесть и несложный сюжет об освобождении Марусей Богуслаевной, наложницей турецкого вельможи, пленников из неволи. В повествование включены описание жизни Маруты в родном доме, осада города турецкой армией, встреча с Марутой турецкого царевича, его требование под угрозой разорения выдать ему Маруту, отъезд Маруты в Турцию ради спасения родины, жизнь Маруты в Турции, освобождение ею пленников. В наиболее развернутом варианте 1937 г., кроме детализации всех указанных частей, прибавлен еще конечный эпизод посещения Марутой могилы матери.
Пахолова, несомненно, переняла былину от сестры, о чем свидетельствует характерный для Марфы Крюковой стиль всего повествования. Но в пересказе Пахоловой выпало самое существенное звено повествования — освобождение пленников. Рассказ завершается приездом Маруты в Турцию и пиром по случаю ее приезда. Все предшествующие эпизоды непомерно растянуты, многословны. От известных нам вариантов Марфы Семеновны текст отличается также включением не имеющего никакого отношения к сюжету эпизода обучения турецкого царевича воинской науке на Милитрисских островах (первые 109 стихов). Однако все это место настолько в стиле Марфы Семеновны, что, очевидно, оно или восходит к одному из ее вариантов данной былины, нам неизвестных, или заимствовано из других ее былин: обучение разных богатырей воинскому искусству на «Милитрийских славных островах» неоднократно встречается у Марфы Крюковой (Крюк., I, 39, 40, 57, стр. 391, 400, 641—642; Крюк., II, 92, стр. 348) — там получают «рыцарское образованьице» Волх Святославич, Чурила, Ждан-царевич. Так же непомерно растянуты эпизоды встречи и сватовства.
Вообще если Марфе Крюковой в более сжатом варианте записи 1938 г. (Крюк., II, 115) удалось все же изобразить историю Маруты как патриотический подвиг, то у Пахоловой вся эта история превратилась в плохо слаженное и скучное повествование о том, как некий турецкий царевич женился на русской девушке.
117—120. Записи Э. Г. Бородиной-Морозовой в августе 1948 г. от Серафимы Семеновны Крюковой, 58 л., Архангельская обл., Приморский р-н, д. Нижняя Зимняя Золотица.
117. Поездка Ильи Муромца. Запись 30 августа 1948 г.
Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 94.
Как и вариант Павлы Семеновны Пахоловой, текст является оформлением в самостоятельную былину второго из эпизодов былины «Три поездки Ильи Муромца». При этом, так же как и у Пахоловой, сохраняется указание на три дороги при росстани с той только разницей, что эта надпись не на столбиках, а на камне (как и у Марфы Семеновны, у матери — на дубовом столбе).
Текст Серафимы Крюковой и в ее стихотворной части, и в прозаическом пересказе примыкает по основным мотивам и композиции к соответствующей части вариантов матери и старшей сестры Марфы. От последней Серафима Крюкова заимствовала придуманное, очевидно, самой Марфой Семеновной объяснение уединенной жизни коварной красавицы уходом ее от преследований злой мачехи. От сестры Марфы Серафима Семеновна усвоила и самый стиль эпического сказа: нагнетение деталей и подчас утомительное многословие (см. размышления Ильи Муромца у камня с надписью и описание поездки), а также отдельные излюбленные Марфой Крюковой выражения: приметочка «очунь чудная, очунь дивная», «как пеньицо-кореньицо ломается», «мудрые люди», наименование коня Ильи «Белеюшком» — последнее, впрочем, принадлежит вообще традиции семьи Крюковых, см. былины А. М. Крюковой и Г. Л. Крюкова (Марк., стр. 217, 353—355).
118. [Домна Фалилеевна]. Запись в августе 1948 г.
Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 111.
Вариант без начальной части. Только сообщив его, исполнительница вспомнила о насмешках Домны над Митреем Митреяновичем. Конец досказан прозой. Сюжет явно перенят от старшей сестры, Марфы Семеновны, ср.: Крюк., II, стр. 137, — изображение того, как снаряжается Домна; упоминание там же о «животворящем» кресте сна матери; стр. 139 — изображение пира и роли князя Владимира и княгини Апраксеньи, стр. 141 — самоубийство Митрея и похороны его с Домной в одном гробу.