143. [Камское побоище]. Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 96.
Текст Бронниковой близок к варианту Ф. Т. Пономарева из Верхней Зимней Золотицы (Марк., 94) в основной его части — повествовании о Камском побоище; присоединения же к концу былины встречи и боя Ильи с сыном, а Добрыни с бабой Латынгоркой, как это видим у Пономарева, в публикуемом варианте нет. Но и основная часть значительно сокращена, опущены многие детали и описательные места: наказ Идолища послу; пересказ Ильей содержания ярлыка; перечисление богатырей, которых следует созвать на бой; отправление Добрыни на разведку; посылка князем Владимиром Олеши к богатырям, расположившимся в поле, с упреком в промедлении. Нет и диалога Ильи и Идолища, перенесенного золотицкими исполнителями из былины Илья Муромец и Идолище (см. обе марковских записи). Таким образом, и данный текст, подобно варианту П. С. Пахоловой, более сосредоточен на основном событии. Отсутствие побочных эпизодов делает его динамичным. При всей своей краткости сюжет отличается четкостью построения: в нем, как и в тексте Пономарева, имеется яркий социальный мотив — князья-бояре обвиняют Илью Муромца в измене, а Илья говорит, что ему не жаль князей-бояр, а жаль в Киеве божьих церквей и бедных вдов. (У Пономарева сказано еще, что ему, Илье, не жаль и князя с княгинею: Марк., 94, стихи 162—166 и 200—206).
Мелкие своеобразные черты данного текста: слов «из-за Уральского» нет у Пономарева и в другом золотицком варианте, очевидно, притянуты осмыслением «Камского», как наименования места, откуда выступает вражеская сила, см. начальный стих; наименование Васьки, посла татарского, «Черным» тоже нет в других вариантах, но у Пономарева в изображении прихода Васьки в палаты князя Владимира имеется деталь: «А не кстит он своего-та личя черново», — очевидно, от этой традиционной детали (грудь врага — черная, лицо — черное и т. д.) и произошло отмеченное наименование Васьки; на созыв богатырей послан вместо Михайлушки (см. оба варианта Маркова, а также: Крюк., I, 34) Микулушка; похваляется и затем закалывается один Олеша Попович (в других вариантах — Олеша и Гаврила Долгополый).
144. [Иван Гордёнович]. Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 104.
Текст при всей своей краткости сохраняет все основные черты традиционного типа былины, представленного в ранних золотицких записях вариантом Гаврилы Крюкова. С последним роднит этот текст, кроме точного повторения композиционной схемы, и наименование невесты Овдотьей белой лебедью.
На вопрос, от кого она усвоила былину, А. В. Бронникова сказала: «Эту пели всё промежду собой, друг от дружки. Прежде по избам ходили, избы мыли, так пели. В великий пост песни не пели, а старины́ эти пели».
Публикуемый текст до стиха 33 представляет собой хорошо сохранившееся начало, близкое к ранним записям (особенно к тексту: Марк., 96) не только по построению вступительного эпизода, но и по словесному его оформлению (некоторые стихи совпадают дословно). Последующие эпизоды Бронникова передала конспективно, не закончив былины и признавшись, что «призабыла».
145. [Илья Муромец]. Варианты Зимнего берега см. в комментарии к тексту № 92. Кроме того: Марк., 43, 44 (к.), 69 (к.), 92 (пр.).
Публикуемый пересказ былины восходит к лубочному тексту, который подписывался под восемью картинками, изображавшими эпизоды исцеления, встречи с разбойниками, освобождения Чернигова, победы над Соловьем-разбойником, покушения на жизнь Ильи дочери Соловья, свиста Соловья в палатах князя Владимира, встречи Ильи и Добрыни с каликой, освобождения Киева от Идолища (см. тексты №№ 15—25 в издании: Былины в записях и пересказах XVII—XVIII веков. Памятники русского фольклора. М. — Л., 1960).
Кроме общей композиции, текст близок к лубочному по построению и деталям указанных эпизодов, иногда точно передавая формулировки лубка (ср. наказ родителей, выражение «стала рвать стрела на косую сажень землю», изображение пути к Соловью, обращение Соловья к зятьям и многое другое). Сама А. В. Бронникова отметила происхождение своего текста от лубка: «У отца была картина, и все было списано, было печатно, и я выучила. „Илья Муромец и Идолишшо“ тоже на картины была».
Однако имеются и некоторые отступления от лубочного текста, которые обусловлены, с одной стороны, забыванием исполнительницей отдельных мест (например, предложение устрашенными разбойниками не казны, а быть у них «царем», передача эпизода освобождения города одной лишь фразой, перестановка эпизодов в сцене встречи с семьей Соловья — в лубочном тексте сперва дано обращение разбойника к зятьям, потом уж покушение дочери, что логичнее), с другой стороны, тем, что А. В. Бронникова слышала, а может быть, и читала те же эпизоды в других версиях и редакциях. Это касается главным образом эпизода исцеления: в лубке самый эпизод совершенно не развернут, кратко говорится, что Илья сидел сиднем тридцать лет, но вот стал «ходить на ногах крепко и ощутил в себе силу великую». А. В. Бронникова включает в свой рассказ приход калик, получение Ильей силы от вина и пива (с традиционным повторением — в первый раз Илья получает излишек силы, во второй раз сила сбавляется наполовину), приход Ильи к родителям на пожню (но без эпизода помощи родителям). В рассказ о встрече с Соловьем Бронникова вставила традиционный упрек Ильи коню, споткнувшемуся от свиста Соловья. В сцену расправы с Соловьем-разбойником внесена отсутствующая в лубке деталь — Илья убивает Соловья «столетним дубом», деталь вообще необычная для данной сцены и возникшая у Бронниковой как припоминание расправы Ильи или другого богатыря с врагом из какой-нибудь другой былины. В остальном текст Бронниковой очень точно следует за лубком.