Как тут-то молодцы да поразъехались.
Добрынюшка уехал за сине море,
Михайло уехал ко корбе ко темныи,
А ко тои ко грязи ко черныи,
К царю он к Вахрамею к Вахрамееву.
Ильюшенька уехал во чисто поле
Корить-то там языки все неверные,
Прибавлять земельки святорусские.
Приехал тут Михайло сын Иванович
А на тое на далече на чисто поле,
Раздернул Михайлушко свой бел шатер,
А бел шатер еще белополо́тняный.
Тут-то Михайлушко раздумался:
«Не честь-то мне хвала молодецкая
Ехать молодцу мне да томному,
А томному молодцу мне, голодному;
А лучше молодец я поем-попью».
Как тут-то Михайло сын Иванович
Поел-попил Михайлушко, покушал он,
Сам, он, молодец, да спать-то лег.
Как у того царя Вахрамея Вахрамеева
А была-жила да любезна дочь,
А тая эта Марья Лебедь белая.
Взимала она трубоньку подзорную,
Выходила на выходы высокие,
А смотрела во трубоньку подзорную
Во далече она во чисто поле.
Углядела-усмотрела во чистом поле:
Стоит-то там шатер белополотняный,
Стоит там шатер, еще сма́хнется,
Стоит шатер там, еще разма́хнется,[81]
Стоит шатер, еще ведь уж со́йдется,
Стоит шатер, там еще разо́йдется.
Как смотрит эта Марья Лебедь белая,
А смотрит-то она да думу думает:
«А это есть здесь да русский богатырь же!»
Бросила тут трубоньку подзорную,
Приходила ко родному ко батюшку:
«Да ай же ты, мой родный батюшко,
А царь ты Вахрамей Вахрамеевич!
Дал прощеньице-благословленьице
Летать-то мне по тихим по за́водям,
А по тем по зеленым по за́тресьям,
А белой лебедью три года, —
А там я налеталась, нагулялася,
Еще ведь я наволева́лася
По тем по тихиим по заводям,
А по тем по зеленыим по затресьям.
А нынче ведь ты да позволь-ко мне
А другие ты мне-ка три года
Ходить-гулять во далече во чистом поле,
А красной мне гулять еще девушкой».
Вахрамей-царь на то ответ держит:
«Да ах же ты, да Марья Лебедь белая,
Ай же ты, да дочка царская мудреная!
Когда плавала по тихиим по заводям,
По тем по зеленыим по затресьям
А белой ты лебедушкой три года,
Ходи же ты гуляй красной девушкой
А другие-то еще да три года,
А тожно я тебя замуж отдам».
Как тут она еще поворотилася.
Батюшку она да поклонилася.
Батюшко дает ей нянек-мамушек,
А тех ли верных служаночек.
Как тут она пошла, красна девушка,
Во далече она во чисто поле
Скорым-скоро, скоро да скорешенько, —
Не могут за ней там гнаться нянюшки,
Не могут за ней гнаться служаночки.
Как смотрит тут красна девушка,
А няньки эти все да оставаются.
Как говорит она да таково слово:
«Да ай же вы, мои ли вы нянюшки!
А вы назад теперь воротитесь-ко,
Не нагоняться вам за мной, красной девушкой».
Как нянюшки ведь ей поклонилися,
Назад они обратно воротилися.
Как этая тут Марья Лебедь белая
Выходит она ко белу шатру.
Как у того шатра белополотняна
Стоит-то тут, увидел ее добрый конь,
Как начал ржать да еще копытом мять
Во матушку-ту во сыру землю, —
Стала мать-земелюшка продрагивать.
Как ото сна богатырь пробуждается,
Из бела шатра он сам пометается,
Выскакал в тонкиих белых чулочках без чоботов,
В тонкой белой рубашке без пояса.
Смотрит тут Михайло на все стороны,
А никого он наглядеть не смог.
Как говорит коню таково слово:
«Да ай ты волчья сыть, травяной мешок!
А что же ржешь ты да копытом мнешь
А во тую во матушку сыру землю,
Тревожишь ты российского богатыря?»
Взглянет на другую шатра еще сторону,
Ажно там ведь стоит красна девушка.
Как тут он Михайлушко подскакивал,
А хочет целовать-миловать ее.
Как тут она ему воспрого́ворит:
«Ай же ты, удалый добрый молодец!
Не знаю я тебе ни имени,
Не знаю я тебе ни изотчины.
А царь ли ты есте, царевич ли,
Король ли ты, да королевич ли?
Только знаю, да русский богатырь ты.
А не целуй меня, красной девушки:
А у меня уста были поганые,
А есть-то ведь уж веры я не вашия,
Не вашей-то ведь веры есть, поганая.
А лучше возьми ты меня к себе еще,
Ты возьми, сади на добра коня,
А ты вези меня да во Киев-град,
А проведи во веру во крещеную,
А тожно ты возьми-ко меня за себя замуж».
Как тут-то Михайло сын Иванович
Садил он ее к себе на добра коня,
Повез-то ведь ее во Киев-град.
вернуться
81