И поднялся князь на Почай-реку,
Поехал со князьями, со боярами,
Со купцами, со гостями со торговыми.
Будет князь на Почай на реке,
У чудна креста Дминдалидова,
У святых мощей у Борисовых,
Головой-то качает, проговаривает:
«Право мне, не пролгали мне!»
Двор у Чурилы на Почай на реке,
У чудна креста Дминдалидова,
У святых мощей у Борисовых;
Двор у Чурилы на семи верстах,
Около двора все булатный тын,
Воротики были все стекольчатые,
Подворотенки дорог рыбий зуб.
На том дворе на Чуриловом,
На две-де, на три на стороны
Стояло теремов до семидесяти.
В которых теремах Чурила сам живет,
Трои сени у Чурилы косерчатые,
Трои сени у Чурилы решетчатые,
Трои сени у Чурилы стекольчатые.
Из тех да из высоких из те́ремов,
На ту ли на улицу падо́вую
Выходил тут стар матер человек.
На старом шубочка соболья была
Под дорогим под зеленым под самитом,
Пуговицы были вальячные,
Вальяк-от литой красна золота.
Кланяется да поклоняется,
Сам говорит ласково слово:
«Пожалуй-ко, Владимир, во высок терем,
Во высок терем да хлеба кушати».
Говорит Владимир таково слово:
«Скажись мне, старый матер человек!
Как тебя да именем зовут?
Хотя знал бы, у кого хлеба кушати». —
«Я, — говорит, — Пленко гость Сороженин,
Я ведь Чурилов-от есть батюшка».
Пошел Владимир во высок терем,
В терем-от идет, сам дивуется.
Хорошо теремы изукрашены:
Пол — середа из одного серебра,
Печки-то были все муравленые,
Подики-то были все серебряные,
Потолок у Чурилы из черных соболей,
На стены сукна наби́ваны,
На сукна стекла нави́ваны;
Все в терему по-небесному:[86]
Вся небесная луна понаведена была,
Ин всякие утехи несказанные.
Садился князь за дубовый стол,
Скрыл окошечко немножечко,
Поглядел далече во чистое поле.
Из чиста поля толпа появилася,
А едет молодцев до пяти их сот:
Молодцы на конях одноличные,
Кони под ними однокарие были,
Жеребцы все латынские.
Говорил Владимир таково слово:
«Скажи, Пленко гость Сороженин!
Не тут ли едет Чурила сын Пленкович?» —
«Нет Чурилы сына Пленковича, —
Едут тут Чуриловы-то повары,
Курят на Чурилу зелено вино».
Та толпа на двор прошла,
Новая из поля появилася,
Едет молодцев до пяти их сот:
Молодцы на конях одноличные,
Кони под ними однокарие были,
Жеребцы все латынские,
Узоры-поводы сорочинские.
Говорил Владимир таково слово:
«Ты скажи-ко, Пленко да гость Сороженин!
Не тут ли едет Чурила сын Пленкович?» —
«Нет, сударь, Чурила сына Пленковича:
Едут тут Чуриловы-то стольники,
Ставят для Чурилы дубовы́ столы».
Та толпа на двор прошла,
Новая из поля появилася,
И едет молодцев боле тысячи.
Середи-то силы ездит купав молодец:
На молодце шуба-то соболья была
Под дорогим под зеленым под самитом,
Пуговицы были все вальячные,
Вальяк-от литой красна золота
По дорогу яблоку свирскому.[87]
Владимир-то сидел за дубовым столом,
Взад да вперед стал поелзывати:
«Охти мне, уже куда будет мне!
Али же тут едет царь с ордой,
Али тут едет король с литвой,
Али тут едут сватовщики
На моей-то племяннице любезныя,
На душке Забаве на Путятичне».
Говорил Пленко да гость Сороженин:
«Да не бойся-ко, Владимир, не полошайся:
Тут ведь едет сынишко мое,
Премладое Чурило сын Пленкович».
Едет Чурила, сам тешится:
С коня на конь перескакивает,
Из седла в седло перемахивает,
Чрез третье да на четвертое,
Вверх копье да побрасывает,
Из ручки в ручку подхватывает.
Приехал Чурила на Почай на реку,
Сила-то ушла по своим теремам.
Сказали Чуриле про незнаемых гостей, —
Брал Чурила золотые ключи,
Ходил в амбары магазейные,
Брал сорок сороков черных соболей,
Многие пары лисиц да куниц:
Подарил он князю Владимиру,
Бояр-то дарил да все лисками,
Купцов да дарил все куницами,
Мужиков-то дарил золотой казной.
Говорил Владимир таково слово:
«Хоть и много на Чурилу было жалобщиков,
А побольше того челомбитчиков:
А теперь на Чурилу я суда не дам».
Говорит Владимир таково слово:
«Премладой Чурила ты сын Пленкович!
Хошь ли идти ко мне во стольники,
Во стольники ко мне, во чашники?»
Иной от беды дак откупается,
А Чурила на беду и нарывается:
Пошел ко Владимиру во стольники,
Во стольники к нему, в чашники.
И поехали они в Киев-град.
вернуться
86
вернуться
87