Из того ли поля-то из чистого
Наезжал старый казак да Илья Муромец,
Поручился по Дюке по Степанове.
Выбирал Чурилушка добра коня,
А добра коня да улетуника,
По чисту полю да стал разганивать,
А разганивать да он разъезживать.
Приправил Чурилушка через Пучай-реку,
Скочил Чурила за Пучай-реку.
Назад Чурила стал отскакивать,
Упал Чурила о полу́-реки.
Молодой боярский Дюк Степанович
Садился Дюк да на добра коня,
Не разганивал да не разъезживал,
Приправил Дюк через Пучай-реку,
Перескочил-то Дюк через Пучай-реку,
Назад-то Дюк да стал отскакивать,
Хватил Чурилу за желты́ кудри,
А сшиб Чурилу на крут бе́режок.
Да й брал с Чурилы он велик заклад,
Велик заклад да он пятьсот рублей,
И стал он Чурилушку попинывать:
«Да ай, ты Чурило сухоногое,
Сухоногое Чурило, грабоногое!
Баси ты, Чурило, перед бабами,
Перед бабами да перед девками,
А с нами, с молодцами, ты и в кон нейди».
Говорил Владимир таково слово:
«Молодой ты боярский Дюк Степанович!
Гости-ко, пожалуй во высок терем,
А хлеба-соли ты покушати,
А белого лебедя порушати».
Говорил-то Дюк да таково слово:
«Владимир ты князь да стольнокиевский!
Как ведь с у́тра солнышко не о́пекло,
Под вечер солнышко не о́греет, —
На приезде молодца ты не учествовал,
А теперь на поезде не учествовать».
Скоренько садился на добра коня,
А видели Дюка, на коня где сел,
Не видели Дюковой поездочки.
А с той поры да с того времени,
А стали Дюка стариной сказать,
Отнынь сказать да его до́ веку.
ЧУРИЛА И КАТЕРИНА[91]
Ездил-то Чурилушка он Плёнкович,
Ездил он по да́лечу-дале́чу по чисту́ полю.
На своем-то ездил на добром коне,
Во своем он ездил ковано́м седле.
Седелышко было его черкальское,
Подстегнуто было двенадцать тугих по́дпругов.
Подпруги были да все шелко́вые,
Пряжечки были да золоченые,
А шпенечики были булатные;
Еще шелк не рвется, как булат не гнется,
Красно золото с земли оно не ржавеет, —
Не ради красы, не ради бодрости,
А ради крепости богатырския,
Добрый конь чтобы с-под него не выпрянул.
Ехал он по городу по Киеву,
Забирать дружину на почестен пир,
И заехал он к Пермяту ко Васильевичу
Под тое окошечко косевчато.
Бьется-то он тут колотится
Сквозь тую блезну да сквозь хрустальную.
Отворяет тут окошечко косевчатое,
Выскакивает оттуль девушка поваренная
И сама-то говорит да таково слово:
«Еще нет у нас в доме-то хозяина,
Он уехал во божью церковь,
Богу там он да молитися,
Чудным образам он да поклонитися».
Услышала Катерина тут Микулична,
Она бьет-то девку по белу́ лицу,
Сама-то говорит ей таково́ слово:
«Ай же ты девка-страдница!
Только знала бы ты, девка, шти-кашу варить,
Шти-кашу варить, работников кормить,
Не твое бы дело гостей отказывать».
Тут выходит она на сенечки на белые
И на те переходечки на частые,
Сама выходит Катерина Микулична,
Выходит она на широкий двор
И встречает удала добра молодца,
Еще Чурилушку да Плёнковича.
И берет его за ручки за белые,
За его перстни да за злаченые,
И целовала в уста его саха́рные,
Провела его коня доброго
На свою конюшню на стоялую,
И провела его в свою белую во комнату.
Садился Чурила играть с ей во шахматы:
Еще раз-то он играл да ю по́играл,
Еще другой-то играл да ю по́играл,
А третий-то раз ей и ступить не дал.
Тут возговорит Катерина Микулична:
«Ай же ты упавый добрый молодец,
Еще молодой Чурилушка ты Плёнкович!
А знать-то мне с тобой играть во шахматы,
А знать-то мне да на тебя смотреть,
А как белое-то тело у меня ходуном ходит,
А к белому-то телу да рубашка льнет!
А как делал бы ты дело повеленое,
Скидывал бы ты шапочку, клал на стопочку,
Однорядочку снял бы, клал на грядочку,
А зелен сафьян сапожки снял бы, клал под лавочку,
Да ложился спать бы на кроваточку,
На тую кроваточку на тесовую,
Да на эту-то перину на пуховую,
Да на то на круто-складно на зголовьице
Да под теплое одеялышко под соболиное».
Скидывался тут Чурилушка Плёнкович:
Однорядочку снял да клал на грядочку,
А зелен сафьян сапожки клал под лавочку,
И ложился спать он на кроваточку,
На тую кроваточку на тесовую
Да на эту он перину на пуховую,
Да на то круто-складно на зголовьице,
Да под то одеялышко под соболиное.
Тут-то Катерина Микулична.
Скидыва́лася она в тонкую рубашечку без пояса,
Ложилася тут же на кроваточку,
На тую кроватку на тесовую
И на тую перинку на пуховую,
На то на круто складно на зголовьице
И под то под тепло одеялышко соболиное.
вернуться
91
50. Чурила и Катерина.
Не вышло из Чурилы Пленковича ни придворного, ни воина-богатыря. Человек, творивший грабежи на Русской земле, не может стать ее устроителем и защитником. Начавший свою деятельность с широким былинным размахом (набеги на киевские охотничьи и рыболовные угодья в первой былине о нем), Чурила гибнет бесславно в рядовом бытовом событии. Не нужен Чурила ни Киеву, ни другим багатырям.