Не пошел больше к дочери спрашивать,
Стал он дочь свою просватывать.
Пир идет у них по третий день,
Сегодня им идти к божьей церкви.
Закручинился Василий, запечалился.
Говорил Владимир стольнокиевский:
«Что же ты, Василий, не весел есть?»
Говорит Василий Микулич-де:
«Что буде на разуме не весело, —
Либо батюшко мой помер есть,
Либо матушка моя померла.
Нет ли у тебя гусельщиков,
Поиграть во гуселышка яровчаты?»
Как повыпустили они гусельщиков,
Все они играют — всё не весело.
«Нет ли у тя молодых затюремщичков?»
Повыпустили молодых затюремщичков,
Все они играют — всё не весело.
Говорит Василий Микулич-де:
«Я слыхал от родителя от батюшка,
Что посажен наш Ставер сын Годинович
У тебя в погреба глубокие:
Он горазд играть в гуселышка яровчаты».
Говорил Владимир стольнокиевский:
«Мне повыпустить Ставра, —
Мне не видеть Ставра,
А не выпустить Ставра,
Так разгневить посла!»
А не смеет посла он поразгневати.
Повыпустил он Ставра он из погреба.
Он стал играть в гуселышка яровчаты, —
Развеселился Василий Микулич-де,
Сам говорил таково слово:
«Помнишь, Ставер, памятуешь ли,
Как мы маленьки на улицу похаживали,
Мы с тобой сваечкой поигрывали:
Твоя-то была сваечка серебряная,
А мое было колечко позолоченное?
Я-то попадывал тогды-сегды,
А ты-то попадывал всегды-всегды?»
Говорит Ставер сын Годинович:
«Что я с тобой сваечкой не игрывал!»
Говорил Василий Микулич-де:
«Ты помнишь ли, Ставер, да памятуешь ли,
Мы ведь вместе с тобой грамоте училися:
Моя была чернильница серебряная,
А твое было перо позолочено?
А я-то помакивал тогды-сегды,
А ты-то помакивал всегды-всегды?»
Говорит Ставер сын Годинович:
«Что я с тобой грамоте не учивался!»
Говорил Василий Микулич-де:
«Солнышко Владимир стольнокиевский!
Спусти-ко Ставра съездить до бела шатра
Посмотреть дружинушку хоробрую».
Говорил Владимир стольнокиевский:
«Мне спустить Ставра, — не видать Ставра,
Не спустить Ставра, — разгневить посла!»
А не смеет он посла да поразгневати.
Он спустил Ставра съездить до бела шатра,
Посмотреть дружинушку хоробрую.
Приехали они ко белу шатру,
Зашел Василий в хорош-бел шатер,
Снимал с себя платье молодецкое,
Одел на себя платье женское,
Сам говорил таково слово:
«Теперича, Ставер, меня знаешь ли?»
Говорит Ставер сын Годинович:
«Молода Василиса дочь Микулична!
Уедем мы во землю Политовскую!»
Говорит Василиса дочь Микулична:
«Не есть хвала добру молодцу,
Тебе воровски из Киева уехати:
Поедем-ко свадебку доигрывать!»
Приехали ко солнышку Владимиру,
Сели за столы за дубовые.
Говорил Василий Микулич-де:
«Солнышко Владимир стольнокиевский!
За что был засажен Ставер сын Годинович
У тебя во погреба глубокие?»
Говорил Владимир стольнокиевский:
«Похвастал он своей молодой женой,
Что князей-бояр всех повыманит,
Меня, солнышка Владимира, с ума сведет». —
«Ай ты ей, Владимир стольнокиевский!
А нынче что у тебя теперь на разуме:
Выдаешь девчину сам за женщину,
За меня Василису за Микуличну?»
Тут солнышку Владимиру к стыду пришло,
Повесил свою буйну голову,
Сам говорил таково слово:
«Молодой Ставер сын Годинович!
За твою великую за похвальбу
Торгуй во нашем городе во Киеве,
Во Киеве во граде век беспошлинно!»
Поехали во землю Ляховицкую,
Ко тому королю Ляховицкому.
Тут век про Ставра старину поют,
Синему морю на тишину,
Вам всем, добрым людям, на послушанье.
ХОТЕН БЛУДОВИЧ[100]
Во стольном во городе во Киеве
У ласкова у князя у Владимира
Было пированьице, почестен стол
Про тех же про князей, про бо́яров,
Про русских могучих богатырей,
Про тех полениц преудалыих,
Про тех же казаков со тиха Дону,
Про тех же калик перехожиих,
Про тех же крестьянушек прожиточных.
А на том на пиру да было две вдовы:
Первая вдова — Овдотья Блу́дова жена,
Вторая вдова — Офимья Чу́сова жена.
Наливала Овдотья чару зелена вина,
Подносила Офимье да Чусовой жене,
А сама говорила таково слово:
«Уж ты ой еси, Офимья Чусова жена!
Есть у меня Хотенушко сын Блудович,
Еще есть у тебя Чайна прекрасная, —
А не дашь ли ты ее да за него взамуж?»
Еще это Офимье-то за беду стало,
За великую досадушку показалося, —
Она вылила чару к ней на белы груди
И облила у ей портище да в пятьсот рублей,
И сама говорила да таковы слова:
«А муж-от у тя да был Блудище,
А сын-то уродился уродище,
А уродище родилось, куря́ подслепое:
На кой же день зе́рня грянет же,
А на тот же день да куря сыт живет;
На кой же день зерня не грянет же,
На тот же день да куря голоден».
Еще это Овдотье-то за беду стало,
За великую досадушку показалося.
Пошла-то Овдотья со честна пиру,
Со честного пиру с княженецкого.
вернуться
100
56. Хотен Блудович.
Бытовой конфликт между двумя городскими вдовами, разрешение которого достигается былинными способами. Защитниками Чайны Чусовичны выступают девять ее братьев с наемными дружинами; Хотен Блудович мстит за оскорбление своей семьи один, поскольку у него есть богатырские способности. Пренебрежительное отношение к Хотену, высказанное Чусовой вдовой (затем ее дочерью), обусловлено социально-имущественным неравенством поссорившихся вдов: сватовство Блудовой вдовы оскорбительно для Чусовой вдовы; последняя находит поддержку у князя, нанимает дружины, а Блудова вдова может пожаловаться только своему сыну.