А и на Дону, Дону, в избе на дому,
На крутых берегах, на печи на дровах,
Высока ли высота потолочная,
Глубока глубота подпольная,
А и широко раздолье — перед печью шесток,
Чисто поле — по подлавечью,
А и синее море — в лохани вода.
У белого города, у жорного
А была стрельба веретенная,
А и пушки-мушкеты горшечные,
Знамена поставлены помельные,
Востры сабли — кокошники,
А и тяжкие палицы — ше́мшуры,
А и те шемшуры были тюменских баб.
А и билися-дралися свекры со снохой,
Приступаючи ко городу ко жорному,
О том пироге, о яшном мушнике,
А и билися-дралися день до вечера,
Убили они курицу пропащую.
А и на ту на драку, великий бой
Выбежал сильный могуч богатырь,
Молодой Агафонушка Никитин сын.
А и шуба-та на нем была свиных хвостов,
Болестью опушена, комухой подложена,
Чирьи да вереды — то пуговки,
Сливные коросты — то петельки. [...]
А слепые бегут, спинаючи глядят;
Безголовые бегут, они песни поют; [...]
Безрукий втапоры клеть покрал,
А нагому безрукий за пазуху наклал,
Безъязыкого, того на пытку ведут;
А повешены — слушают,
А и резаный — тот в лес убежал.
На ту же на драку, великий бой
Выбегали тут три могучие богатыря:
А у первого могучего богатыря
Блинами голова испроломана,
У другого могучего богатыря
Соломой ноги изломаны,
У третьего могучего богатыря
Кишкою брюхо пропо́рото.
В то же время и в тот же час
На море, братцы, овин горит
С репою, со печенкою.
А и середи синя моря Хвалынского
Вырастал ли тут кряковист дуб,
А на том на сыром дубу кряковистом
А и сивая свинья на дубу гнездо свила,
На дубу гнездо свила,
И детей она свела — сивеньких поросяточек,
Поросяточек полосатеньких.
По дубу они все разбегалися,
А в воду они глядят — потонути хотят,
В поле глядят — убежати хотят.
А и по чистому полю корабли бегут,
А и серый волк на корме стоит,
А красна лисица потакивает:
«Хоть вправо держи, хоть влево,
Затем куда хошь».
Они на небо глядят, улетети хотят.
Высоко ли там кобыла в шебуре летит.
А и черт ли видал, что медведь летал,
Бурую корову в когтях носил.
В ступе-де курица объягнилася,
Под шестком-то корова яйцо снесла,
В осеку овца отелилася.
А и то старина, то и деянье.
Ай за морем, морем да за синиим,
Ай у Васьки царя было Окулова,
Завелся у Васеньки почестен пир
На многих-то князей, всё на бо́яров,
На многих купцов, людей торговыих,
На тех же мещан да пригородныих,
На тех же крестьян православныих.
Уж как пир-от идет да ко вечеру,
Красно солнышко катится ко западу
Еще пир-от идет да о полупира,
Княженецкая радость в полурадости.
Выходит-то Васенька прекрасный царь,
Он выходит на се́реду кирпищат пол,
Он по полу, Васенька, похаживат,
С ножки на ножку переступыват,
Он сапог о сапог да поколачиват
Он берчатыми скобками побрякиват,
Он белыми руками приразмахиват,
Он злачеными перстнями принабрякиват,
Он ясными очами приразглядыват,
Он буйной головой да принакачиват,
Он желтыми кудрями принатряхиват,
Тиху-смирну речь сам выговариват:
«Уж вы ой еси, все люди православные!
Уж вы ой еси, купцы, люди торговые!
Уж вы ой еси, мещане пригородные!
Вы все сидите нонче споже́нены,
За вас все красны девушки повыданы,
Уж один-то я, Васенька, холо́ст хожу,
Я холост хожу да не женат живу.
Вы не знаете ли кто мне полюбовницу?
И не знаете ли кто мне супротивницу?
Не знаете ли кто мне молоду́ жену?
И такая мне была бы да молода жена:
И стано́м была статна да полна возрастом,
Волосом была руса, что бы лицом бела,
А бы речь у ней, гово́ря тиха-смирная,
И походочка у ней чтобы упа́вая,[120]
И поглядочка у ней была умильная,
Чтобы было кого назвать царицею,
Чтобы было от кого царю да чару пить;
На ней чтобы была рубашка тонка белая,
Чтобы сквозь ее рубашку тело видети,
Еще сквозь бы тело кости видети
И как всякие суставы человечески, —
Уж из кости в кость мозг переливается,
Как скаченый жемчуг перекатается».
Все тут на пиру да приумолкнули,
Все на том честном да приудро́гнули:
Большой хоронится за среднего,
Еще средний хоронится за меньшего,
Уж от меньшого князю и ответу нет.
вернуться
66. Агафонушка. Кирша Данилов, № 27.
Вместо широких раздолий чистого поля, где могучие богатыри вершат великие дела, вместо вселенского фона, на котором и обычные события получают величественное звучание, пространство в «Агафонушке» предельно сужено (в избе на дому, на печи на дровах). Высота ли, высота поднебесная, глубота, глубота окиян-море — так начинается былина о Соловье Будимировиче; в «Агафонушке» высота — потолочная, а синее море — в лохани вода. В песне изображается взятие города, но города жорного (от глагола жрать), а противники сражаются предметами бытовой утвари. В бабьей драке, изображение которой само по себе было бы комично, «применимы» веретено и горшок, помело и кокошник, но здесь эти предметы соотнесены с богатырским оружием. В одежде молодого Агафонушки нетрудно заметить те же детали, что и в одежде Дюка Степановича или Чурилы Пленковича, но эти детали предельно снижены и обезображены. Иначе говоря, в действиях персонажей, в их изображении — пародия на былинные события, на былинный стиль. Однако было бы неверно воспринимать эту пародию как высмеивание подвигов богатырей, отрицание художественной ценности былин. В песне противопоставляется современный певцам «низкий» мир, населенный людьми с ограниченными интересами и вздорными претензиями, былинному миру высоких идеалов и свершений, грандиозных событий и великих людей.
В качестве самостоятельной могла бытовать вторая часть печатаемого текста, жанровая природа которой несколько иная: это песня-небылица. Такие песни тоже входили в репертуар скоморохов.
вернуться
В разделе печатаются былины, возникшие на основе местных преданий, книжных и сказочных сюжетов. В XVI—XVII вв. былинное творчество на исторические темы угасает, возникает и развивается новый эпический жанр — исторические песни. В местах с сильной эпической традицией (районы Европейского Севера) некоторые из ранних исторических песен (XVI—XVII вв.) с удалением от времени изображенных в них событий приобретали черты былин. Одна из таких песен, ставшая былиной, — «Скопин».
вернуться
67. Соло́ман Премудрый и Васька Окулов. Ончуков, № 27. Записано от П. Р. Поздеева (Усть-Цильма).
В средние века сказания о библейском царе Соломоне распространялись устно и письменно по всем странам Европы и Ближнего Востока. Одно из таких сказаний — о неверной жене Соломо́на — было переработано в былину. В авантюрном событии, хотя и происходящем в условных Соло́мановом и Васькином царствах, бытовая обстановка, персонажи, их поведение — все былинно-русское.
В источнике вместо царя Васьки Окулова иногда называется князь Владимир. В печатаемом тексте смешение имен устранено: везде восстановлен Васька Окулов.
вернуться
Походочка у ней чтобы упавая... — Возможны различные объяснения: 1) от слова купавый — красивый; 2) как у павы; ср. у Пушкина: «выступает будто пава»; или в былинах: «походочка у ней павиная».