Добрынюшка матушке говаривал,
Да Никитич-от матушке наказывал:
«Ты свет государыня да родна матушка,
Честна́ вдова Офимья Олександровна!
Ты зачем меня, Добрынюшку, несчастного споро́дила?
Породила, государыня бы родна матушка,
Ты бы беленьким горючим меня камешком,
Завернула, государыня да родна матушка,
В тонкольняный было белый во рукавчичек,
Да вздынула, государыня да родна матушка,
Ты на высоку на гору Сорочинскую
И спустила, государыня родна матушка,
Меня в Черное бы море, во Турецкое, —
Я бы век там, Добрыня, во море лежал,
Я отныне бы лежал да я бы до́ веку,
Я не ездил бы, Добрыня, по чисту́ полю,
Я не убивал, Добрыня, непови́нных душ,
Не проливал бы крови я напрасныя,
Не слезил, Добрыня, отцов-матерей,
Не вдовил бы я, Добрынюшка, моло́дых жен,
Не спущал бы сиротать да малых детушек».
Ответ держит государыня родна матушка,
Честна вдова Офимья Олександровна:
«Я бы рада тебя, дитятко, споро́дити:
Я таланом-у́частью в Илью Муромца,
Я бы силой в Святогора да бога́тыря,
Я бы смелостью во смелого Алешу во Поповича,
Я походкою тебя щапливою
Во того Чурилу во Пленко́вича.
Только тыи статьи есть, других бог не дал,
Других бог статей не дал, не пожаловал».
Скоро-наскоро Добрынюшка коня седлал,
Садился он скоро на добра коня,
Как он потнички да клал на потнички,
А на потнички клал войлочки,
Клал на войлочки черкальское седелышко,
Всех подтягивал двенадцать тугих по́дпругов,
Он тринадцатый клал да ради крепости,
Чтобы добрый конь с-под седла не выскочил,
Добра молодца в чистом поле не вырутил.
Подпруги были шелко́вые,
А шпеньки у подпруг все булатные,
Пряжки у седла красна золота.
Тот шелк не рвется, да булат не трется,
Красно золото не ржавеет.
Молодец-то на коне сидит, да сам не стареет.
Провожала Добрыню родна матушка.
Простилася и воротилася,
Домой пошла, сама заплакала.
А у того было у стремени у правого,
Провожала-то Добрыню любима́ семья,
Молода Настасья дочь Никулична
(Она была взята из земли Политовския),
Сама говорит да таково слово:
«Ты душка Добрынюшка Никитинич!
Ты когда, Добрынюшка, домой будешь?
Когда ожидать Добрыню из чиста поля?»
Ответ держит Добрынюшка Никитинич:
«Когда меня ты стала спрашивать,
Так теперича тебе я стану сказывать:
Ожидай меня Добрынюшку по три года.
Если в три года не буду, жди по дру́го три,
А как исполнится-то время шесть годов,
Как не буду я, Добрыня, из чиста поля,
Поминай меня, Добрынюшку, убитого.
А тебе, Настасья, воля вольная:
Хоть вдовой живи, да хоть замуж поди,
Хоть за князя поди, хоть за боярина,
А хоть за русского могучего бога́тыря,
Только не ходи за моего за брата за названого
Ты за смелого Алешу за Поповича».
Его государыня-то родна матушка,
Она учала́ как по полате-то похаживать,
Она учала́ как голосом поваживать,
И сама говорит да таково слово:
«Единое ж было да солнце красное,
Теперь за темны леса да закатилося,
Только оставался млад светел месяц, —
Как единое ж было да чадо милое
Молодой Добрыня сын Никитинич,
Он во да́лече, дале́че, во чисто́м поле,
Судит ли бог на веку хоть раз видать?
Еще только оставалась любима семья,
Молода Настасья дочь Никулична,
На роздей тоски великоя кручинушки».
вернуться
32. Неудавшаяся женитьба Алеши Поповича. Гильфердинг, II, № 149. Записано от А. Е. Чукова.
Сюжет о возвращении мужа на свадьбу своей жены, известный в фольклоре многих народов, прикрепился к популярным героям русского эпоса. «Бабий пересмешник» Алеша Попович (как он иногда характеризуется в былинах) подошел для роли неудавшегося жениха. Князь Владимир оказался в неприглядной роли сводника. Предполагается, что первоначально образ Алеши был целиком положительный. Иронически-насмешливое отношение к попам (см. сказки о попах) постепенно делало и Алешу, как сына попа, объектом насмешек.
Жалоба Добрыни на свою судьбу в начале былины оправданнее в тех вариантах, где богатыря, только что женившегося, князь Владимир на многие годы отправляет на заставу либо дает другое поручение. Все же следует признать, что суровая доля богатырей — постоянно истреблять врагов, тоже людей, — могла вызвать горестные размышления у Добрыни, отличающегося «вежеством», мягкостью характера.