…В музее оставалось 15 - 20 человек, в основном женщины. Это Ксения Михайловна Малицкая. Ирина Александровна Кузнецова. Анна Николаевна Замятина. Антонина Николаевна Водо. Елизавета Арсеньевна Болотникова. Елена Ивановна Смирнова, избранная председателем месткома. Дебора Соломоновна Либман. Вера Николаевна Вольская. Надежда Николаевна Погребова. Людмила Васильевна Крылова. Анна Федоровна Гарелина. Нина Михайловна Лосева. Вера Михайловна Невежина. Прасковья Тихоновна Корина. Мария Васильевна Никифорова. Всеволод Владимирович Павлов. Павел Дмитриевич Корин. Лев Петрович Хар-ко. Николай Федорович Лапин…
Не придерживаюсь я в своем рассказе точной хронологии пребывания сотрудников в музее во время войны. Да теперь это трудно сделать,- и нужно ли? Не листок же из отдела кадров заполняю. Одни пробыли в музее все военные дни, как говорится, «от и до». Кое-кто, несмотря на строгие увещевания покинуть Москву, отказался уехать. Бритова записывает 25 октября 1941 г.: «Приказано семерым сотрудникам эвакуироваться. Никто не шелохнулся». Одни остались, чтобы разделить судьбу своего музея. Другие, вынужденные покинуть музей в июле, когда он был закрыт, вернулись в него уже в конце этого же, сорок первого года. Лосева и Либман - в самые трудные для осажденного города месяцы, в октябре - ноябре.
Иные какое-то время работали где придется - жить ведь надо было. Но непременно заходили на Волхонку, как они говорили с грустью, «в гости». Помогали чем могли оставшимся товарищам. При первой же возможности возвращались к прежней работе, иногда почти на «нелегальном» положении. В начале 1944 г. почти все бывшие сотрудники вновь оказались в музее… В конце войны в музей пришли и первые новички. В их числе Ирина Александровна Антонова, нынешний его директор.
Если вам, уважаемые читатели, покажется, что об одних написано много, а о других мало, то, поверьте, это не от каких-либо личных симпатий или антипатий. Все эти люди одинаково мне дороги, и я постарался о каждом сказать как можно больше, подробнее. Просто об одних мне повезло собрать больше материала - нашлись родственники, друзья, документы, воспоминания, письма, о других же немного осталось сведений. Поэтому буду благодарен, если вы, дорогие читатели, дополните мой рассказ.
И еще вот о чем я хотел бы сказать. Один мною уважаемый коллега прочитал рукопись и отметил, что она «тяжеловата», что нужно бы убрать ряд примеров, фактов, выписок из документов и протоколов. Наверное, он прав. Но я не последовал его доброму совету. И вот почему. Все эти сведения я отыскивал с большим трудом - по крупинкам, по строчкам, стараясь по ним воссоздать атмосферу того времени. Удалось это или нет - не мне судить. Но в одном я уверен: лет через 10 - 20 большинство этих свидетельств уже не сыщешь, и, быть может, тогда они помогут какому-нибудь исследователю пли литератору.
18 декабря 1941 г. Заседание, посвященное памяти Б. П. Денике. Собралось 60 человек!
Устроители вечера памяти видного советского искусствоведа Бориса Петровича Денике, незадолго перед тем умершего, не ожидали, что придет много народу. Время было самое тяжелое в жизни народа и страны - враг стоял у Москвы. Казалось бы, до научных ли заседаний?! Здесь еще морозы ударили крепкие, снегу намело - не пройдешь, не проедешь. Транспорт ходил плохо - как добираться по затемненной и настороженной Москве? А собралось, как с огромным удовлетворением подчеркивает Бритова, 60 человек!
Сохранился, к моему удивлению, в музейном архиве и протокол собрания. Очевидно, писали его по довоенной еще привычке, чтобы все было, как положено. Не предполагали, что через несколько десятков лет эти листки с торопливыми строчками станут памятником своего времени. И выступающих было много. Вечер прошел торжест-венно и свидетельствовал прежде всего о жизнестойкости музейного коллектива, об умении продолжать работу даже в чрезвычайно неблагоприятных условиях военного времени.
В музейном архиве же нашел упоминание о том, что в январе 1942 г. в музее состоялась лекция известного искусствоведа, профессора Московского университета Виктора Никитича Лазарева. Но лишь краткое упоминание. И все. Только много позже узнал об этом подробнее из письма Ирины Александровны Кузнецовой, отправленного 8 февраля 1942 г. Марии Зосимовне Холодовской. «Лекция Виктора Никитича о рисунке Возрождения была очень интересной, - сообщала она. - Видела некоторых знакомых… И странно было смотреть на похудевшие, небритые лица, на головы и шеи, закутанные во что попало, потому что в зале было очень холодно! И слышать увлеченные возгласы о «музыкальности линии Боттичелли», видеть возбужденные лица и горящие глаза…»