— Слыхал я, что учительница у вас очень хорошая. Правду ли говорят люди? — спросил Гэмаль, глядя на Анкоче в упор.
— Правду, правду говорят люди, — заторопился Анкоче. — Разве не знаешь ты ее? Ну да, конечно не знаешь. Без тебя она к нам в поселок прибыла… Подай-ка мне моя торбаза, собираться буду, к сыну отведешь меня.
Гэмаль скрыл улыбку и с серьезным видом, как будто ничего особенного не произошло, стал помогать Анкоче надевать торбаза.
Когда Анкоче и Гэмаль вышли из школы, навстречу им попались Рультын и Солнцева.
Анкоче смущенно улыбнулся учительнице и сказал:
— Пойду попробую с сыном пожить. Может, не выгонит. А мальчика, который лампу разбил, ты правильно похвалила за честность. Детей честности надо учить. Настоящим человеком может быть тот, у кого честное сердце. Ну, веди меня в свое новое жилище, — с напускной ворчливостью обратился Анкоче к сыну. — Но только знай, что часть палок из яранги я сегодня же заставлю тебя прибить к крыше дома. Как ни говори, они видели, как я на свет родился.
Когда Анкоче и Рультын ушли, Оля рассмеялась звонко, весело.
— Вот какой он у нас, старик Анкоче!
— Какой? — не без умысла поинтересовался Гэмаль. В глазах его отразилось что-то нетерпеливое, испытующее, почти беспокойное.
— Да такой, как бы вам сказать… — Оля запнулась, не находя подходящего выражения. — В общем, очень хороший, по-настоящему хороший. Вы же слыхали, что он на прощанье мне заявил: «Настоящий человек тот, у кого честное, сердце…»
Гэмаль сдержанно вздохнул и признался:
— Вот и я сейчас сердце увидел… ваше!
Оля удивленно вскинула брови.
— Не удивляйтесь, — засмеялся Гэмаль. — Не удивляйтесь. Вижу я, будем друзьями!..
6
Распрощавшись с Солнцевой, Гэмаль подошел к морскому берегу, уселся на огромную кость китовой челюсти. С моря дул резкий ветер. Тяжелые валы прибоя один за другим катились на берег. На черной линии горизонта, там, где кипящее море сходилось с небом, покрытым снеговыми тучами, виднелась сплошная гряда льдов. Отдельные льдины подходили к берегу. Одна из них напоминала огромную, высунутую из воды руку, взывающую о помощи. Порой то там, то здесь показывалась на гребне волны круглая, как шар, голова нерпы. Высоко в небе тревожно кричали гуси. Огромная стая морских уток, почти касаясь волн, пролетела у самого берега. Начинался осенний отлет птиц.
Гэмаль прислушивался к привычным звукам непогожего северного дня. Мелкие росинки перегоняемого ветром тумана покрыли густым бисером его лицо, одежду.
Парторг понимал одно: назначение его в янрайский колхоз потеряет смысл, если здесь в скором будущем не произойдут ощутимые изменения к лучшему.
«Надо начинать сразу, — думал он. — Надо все осмотреть, всех послушать, все понять, а потом найти самое главное, за что браться… С Айгинто я сумею итти рядом. Правда, вроде необъезженный он. Из стороны в сторону бросается, сам за всех все сделать хочет, много кричит без толку. Кажется, у него даже прозвище нехорошее появилось: «Рваная глотка». Нужно, чтобы забыли люди прозвище это. Ругаться, конечно, мне с ним придется, но надо так сделать, чтобы люди прежде всего оценили нашу дружбу».
Время шло, а Гэмаль все сидел один на том же месте. У него было такое ощущение, словно он находится в самом начале большой, трудной дороги, которую нужно пройти как можно быстрее. Вот он сейчас докурит трубку, встанет и пойдет. И тогда уже нельзя будет останавливаться ни на минуту…
«Ничего, у меня здесь немало помощников будет, — подумал Гэмаль, и ему ясно представилось светлое, веселое лицо учительницы. — Когда такая домой на Большую Землю приедет, то многое о Чукотке расскажет, — думал Гэмаль, набивая трубку. — И, конечно же, не услышат от нее люди о том, какого темного старика чукчу она видела, какого дикого чукчу видела, как он со шкурами, с торбазами своими к ней в комнату забрался. Нет, она не об этом рассказывать станет. Она расскажет людям, как Анкоче честность любил, каким, по его словам, сердце человеческое должно быть».
Гэмаль встал, вздохнул всей грудью и зашагал широко, размашисто к дому председателя колхоза.
— Ну, теперь я пошел по тропе своей, — вслух сказал он. — Теперь пошел, нельзя останавливаться…
Председателя Гэмаль застал за работой над какими-то бумагами. До этого они уже виделись, и теперь Айгинто, торопясь что-то дописать, только улыбнулся гостю, жестом пригласил сесть у стола. Сломав перо, Айгинто бросил ручку на стол, выругался.
— Не отвык ругаться? — спросил парторг, осматривая просторный дом председателя. В доме было чисто, уютно. Рядом с тумбочкой, над которой висело большое зеркало, на небольшом столике стоял патефон; у опрятной кровати разостлана огромная шкура белого медведя; на окнах замысловато вышитые шторы.