Очевидно, что волос слишком много, когда мужчине об этом говорит его женщина. Забавно, что женщины считают себя вправе критиковать мужчину за избыток вторичных половых признаков, не имея никаких претензий к первичным.
И тут мужчина оказывается перед дилеммой: хвататься за бритву или, боже упаси, за парафиновые полоски или так прослывешь геем? Нормальный парень инстинктивно считает себя творением природы, а женщину – продуктом искусных косметических манипуляций. Но даже эта инстинктивная уверенность неизбежно будет подвергнута сомнению. Либо волос вдруг становится все меньше и меньше, и он начинает ощущать невыносимые самсоновы муки. Либо он начинает седеть и замечает, что мир вдруг меняет свое к нему отношение, несмотря на то, что сам он чувствует себя по-прежнему молодым и полным жизненных сил. И тут он начинает осознавать ужасную для себя правду. Как уж сказал об этом Уильям Батлер Йейтс? «Старикам здесь не место…» Да, возраст, некогда бывший объектом уважения, сегодня превратился в объект поношения. К серебру в наших волосах нынче относятся как к ржавчине. А что это за волосы вдруг с такой прытью стали лезть у меня из носа и ушей? И что это у меня с бровями?
Мужчина, всю жизнь религиозно соблюдавший философию нормальномужия, которая является не столько негласным кодексом, сколько кодексом, зашифрованным в великом множестве жлобских анекдотов, все еще сохраняет верность канону минимально ухоженного природного мужика, но уже начинает замечать, что в самых лучших образцах этой внешней естественности нет ничего от природы, а все это – суть тщательно просчитанное позерство. Именно на этой стадии своей жизни такой нормальный мужчина тайно обращается в другую веру. Он начинает красить волосы, причем, скорее всего, чем-нибудь типа специальной мужской краски для волос «Только для вас, мужчины», будто мужские волосы чем-то отличаются от женских, а применение продукта, предназначенного для женщин, способно неким образом трансформировать «его» в «нее».
Или он просто выбрасывает белый флаг и оставляет все решения в области сего груминга на усмотрение своей любимой женщины в надежде на то, что она восхищается его маскулинностью и будет действовать осмотрительно, то есть не довыщипывает его самсонову жизненную силу до полного женоподобия. Или начинает бегать в салон красоты, но, конечно же, через заднюю дверь.
Мужчина на этой стадии может даже превратиться в почти цивилизованное существо, избавившись от зарослей, преграждающих внешним стимулам путь к органам обоняния и слуха. Он, даже проживая в Персии, может, в конце концов, решиться разделить свою монобровь на две отдельные, завидев в их симметрии новое отражение свойственной природе упорядоченности. Он может вдруг обрести чувство меры в отношении своей нагрудной шевелюры, начать относиться к ней как к уже упомянутой лужайке перед домом и в нужные моменты браться за газонокосилку, чтобы привести ее в состояние, находящееся ровно на полпути между глянцевитостью дельфиньей кожи и мохнатостью шкуры йети, которым он еще недавно был. Теперь рубашка будет гораздо плотнее прилегать к груди. Теперь из ее раскрытого ворота уже не будет торчать кудрявый галстук. Теперь за его спиной на пляже больше не будут возникать спонтанные обсуждения. А кроме того, теперь он, возможно, даже сможет на несколько микросекунд быстрее проплывать стометровку баттерфляем.
Не берите в голову ни фетвы, ни устои грубых мужланов! Мужчина должен холить себя, чтобы двигаться по пути эволюции. Он должен сам выбирать, какими волосами природа одарит его в следующей жизни. Выщипывайте, наши персидские братья. Да обретут ваши разделенные брови благородный изгиб бровей Давида Микеланджело (только пользуйтесь услугами профессионалов, чтобы не довыщипываться до изгиба бровей Дэвида Лайзы Миннелли). Стремитесь к легкой неправильности линий, имитирующей природную естественность, и избегайте идеальных геометрических форм. Ухоженный, хорошо подстриженный и аккуратно причесанный мужчина будет чувствовать себя чистым, элегантным и даже, возможно, более приближенным к своему божественному оригиналу человеком. И хорошо бы, чтобы к оригиналу в виде бога Аполлона, а не, скажем, Иеговы.
Медведи и дельфины
Я помню, как увидел у себя на груди самый первый волос. О ужас! Всего один-единственный длинный черный волос на периферии исполненного невинности околососкового ореола, словно питон, выброшенный на песчаный берег необитаемого острова. Что происходит с моими сосками? Казалось, я наблюдаю за самым началом процесса трансформации доктора Джекила в мистера Хайда. Мне было двенадцать, я еще толком не успел разобраться, зачем мне вообще нужны соски, а они уже выкидывают такие коленца. Выбора у меня никакого не было. Я нашел пинцет, и… Ой, как больно!