Некогда в старых цеховых уставах особо строгие кары были предусмотрены за нарушение правил при исполнении невидимых частей изделия, например скрытых креплений седла. И это понятно: скрытый брак в седле, панцире, мече мог стоить заказчику жизни, а мастеру — репутации. Способы производства ремесленной мастерской, изготовлявшей пергамент во Франции, ткавшей сукно в Италии, ковавшей кольчугу в России, гарантировали безупречность материала и безукоризненность работы. Клеймо мастера было твердо обеспеченным векселем!
Духовные ценности, созданные предшествующими эпохами, среди них заветы мастерства, не погибают, не должны погибать бесследно. Они входят составной частью в духовное богатство других эпох. Мы не хотим и не должны расставаться с представлением об имени артиста, ученого, писателя, художника, переводчика, наборщика, корректора, переплетчика как о гарантии, что все, на чем и под чем стоит его подпись или клеймо, выполнено на высшем, доступном ему уровне совершенства. Работники науки, искусства — люди творческие. Они могут и ошибаться, и заблуждаться. Но не имеют права халтурить, работать вполсилы. И уж конечно, браться за дело, которое не уважают. Качество любой работы — категория нравственная. Как в сфере создания духовных ценностей, так и во всех остальных.
Митрофаны и шарлатаны
Столовая научной библиотеки. У людей, которые бывают здесь, — высшее образование. У многих — ученые звания и степени. К буфету подходит молодой человек, с иголочки одетый, по моде причесанный, холеный. Жизнерадостно осведомляется у тех, кто стоит в очереди:
— Кто крайний?
Получив ответ, замечает знакомого и говорит:
— Уже покушал? А я еще не питался. Чего не звонишь? Ну, будь! Днями звякну и заскочу! Передавай привет супруге.
Распрощавшись, он обратился ко мне:
— Сколько время?
Я ответил, но, признаюсь, улыбки не сдержал. Рассмешило противоречие между тем, как молодой «научный работник» выглядел, и тем, как он говорил. Между тем, каким он на первый взгляд казался, и тем, каким он очевидно был: плохо знающим родной язык, глухим к нему и безразличным. Что ни фраза, то ошибка. Человек, замыкающий очередь, называется не «крайним», а «последним». Мнение, что слово «последний» в подобном и сходных случаях звучит обидно, — вздор! Его еще Чехов высмеял. Слово «кушать» — подобострастно. В слове «звонишь» — ударение не на первом, а на последнем слоге. «Передавай привет» вместо «передай», «звякну» вместо «позвоню», «супруга» в обиходной речи вместо «жена» — признаки малограмотной речи.
Холеный, довольный собой посетитель столовой для научных работников заметил мою улыбку. Проверил, но расстегнулись ли у него пуговицы, не съехал ли галстук, не растрепались ли волосы, нашел, что все в порядке, и удивленно поглядел на меня. Меня же насмешил не его облик (тут все было сама корректность), а его речь. Она вопияла о некультурности и наводила на грустные размышления о том, как он творит свои статьи, как пишет диссертацию, как — страшно подумать! — выступает на конференциях и симпозиумах, представляя, чего доброго, отечественную науку.
По торжественной мраморной лестнице, которая ведет в научные залы, мы поднимались одновременно. В какой зал он направит свои стопы? В зал гуманитарных наук! Это гуманитарий?! Кто же он? Только бы не филолог! Ну, а если историк, философ, социолог? Любое из этих предположений казалось оскорбительным для науки, которой он себя посвятил, не одолев грамматики, фонетики и стилистики родного языка. Однако, окажись он специалистом в области технических наук, все равно за него стыдно.
Я забыл бы эту встречу, если бы знакомая машинистка не рассказала мне доверительно, что у нее с некоторых пор появились выгодные заказчики. Она берет с них вдвое, а то и втрое. Они не только охотно переплачивают, но еще и пылко благодарят ее, дарят цветы, шаркают ножкой. И есть за что! Она исправляет в их курсовых, дипломных и даже диссертационных работах орфографию, расставляет знаки, «причесывает» стиль.
Один из таких заказчиков, расплачиваясь, проникновенно сказал ей:
— Категорическое вам спасибо! Внешняя форма работы играет теперь большое значение!
Слышал бы он, с какой презрительностью и превосходством повторила его фразу эта женщина! Со школьных лет она твердо знает, что «играть» можно «роль», но никак не «значение». Она привыкла, если не уверена, как писать, заглянуть в «Орфографический словарь» да в один-другой справочник, которые у нее всегда под рукой. Для ее заказчиков эти нехитрые пособия — книги за семью печатями.