- Сейчас все намного лучше, - Сухов сказал. - Можно распылить спецсредство из баллончика. -
- Теперь вам всем придется тщательно мыть руки перед столовой. – Заметил муж. И Сухов засмеялся нехорошо так, точно ржанул:
- Бу – га – га!
- Смотри, смотри, - заинтересовался муж. - Кто главный в этом пикете! Жены моей, главный редактор и владелец газеты! Давай - давай! Дави его! И скажем потом, что так и было! Волнения народные были! Он сам под машину залез! А то он сначала печатал мою жену, брал все её статьи, а потом бросил.
- Не, он га&нястый очень! - Отвечал Сухов. - Потом обидится и отомстит! Не буду я его давить. Он раньше Дейвид Джабберович был. А теперь в Городскую Думу рвется, поэтому сменил имя и фамилию и стал чистокровныи русаком с революционной фамилией Калинин Яков Андреевич!
Высокий и толстый владелец газеты в летней маечке с короткими рукавами был главным организатором в восстании рабочих и боролся за лучшую жизнь. И получил ее для себя местом в Городской Думе.
- Какие специалисты КГБ (Комитет Государственной Безопасности, больше не существует), какие отравления, - послушала тогда мужа и сказала женщина - раньше, в средние Века, целый штат известных отравителей работал. А теперь мадам Локусту и Екатерину Ме́дичи ( известные в истории отравительницы) заменил один магазин с хранением продуктов, хозтоааров и тараканов на полках, где покупают вечером арбуз. А после того, как арбуза поели, вся семья летит в больницу.
И половиной семейства тихо - мирно помирает.
А лаборатория, врачи и санэпидстанция безмолствуют…
Часть сороковая. Сергей Иргогович, а Вы использовали все способы?...
Часть сороковая. Сергей Иргогович, а Вы использовали все способы?
Дайте водички попить, а то так есть хочется, что даже переночевать негде!
Присказка Хронического и Деревенского БОМЖика, после того, как по - пьяни не уследили и сожёгся ихний дом. И один неженатый брат погиб в огне. Потом в пепелище косточки, чтобы похоронить, разыскивали. А второй брат был меньше пьян, поэтому успел выскочить.
И ходил он по деревне в поисках пропитания и жилья. Недолго ходил.
Морозы в том году зимой были сильные.
Вместо эпиграфа.
…Время тянулось и длилось. Оно больше не принадлежало никому. И в этой протяжной медлительности растворялись все дела человеческие, уходили прочь события. И становились больше не нужны никакие надоедливые люди.
Пришла санитарка и принесла кашу. Ребенок был голодный, оттого весь ужин сразу съел.
А женщина раздумывала о природе времени, поэтому острого голода не чувствовала. И отдала ребенку свою порцию. Ребенок от второй порции только половинку осилил. И это было хорошо. Потому что ребенок, наконец - то, был сыт.
Все вместе, женщина и её ребенок, находились в тепле. Могли переночевать ночь вдвоем на одном большом диване. А пыльная плюшевая накидка вполне могла стать одеялом.
И голод тоже отпустил. В последнее время голод приходил
часто, успел стать другом и союзником. И не терзал уже так остро потому, что стал хроническим.
- Ты худая такая была! - Удивлялся муж потом, когда первая притирка друг к другу, в их совместной жизни, закончилась. И мужчина понял, что отношения стали чуть глубже тех первичных и поверхностных, с которыми его забирали с улицы и вели в крошечную комнату, переночевать или перезимовать.
- У тебя щеки, когда я к тебе жить пришел, совсем ввалились. И сиськи такие худые были, что их можно было на карандаш наматывать, сворачивать в трубочку наподобие бумажного листа.
- Вместе будем до весны! - Нахально распевала женщина, в ответ, свою обычную припевочку. Но ей уже никто не верил. Даже она сама!
Вся деревенская обстоятельность требовала заботиться о тех, которые преодолели защитные барьеры из растояний и отчужденности, а также безразличной посторонности.
Женщина не повторяла, вслед за Сент – Экзюпери и его «Маленьким принцем»:
- Мы навсегда в ответе за тех, кого приручили…
- Но и ругалась, время от времени с мужем так, точно приучала шкодного кота к лотку. Ругаться можно и нужно. Но не поднимется рука и не позволит сердце, чтобы посадить вредного кота в сумку, отвезти на край города, вытряхнуть там и быстро вернуться домой, стирая воспоминания о том, который жил рядом, гадил под кроватью, но ведь и мурчал же он рядом тоже. И царапал коленки, так ласково!