Все приметы и предметы преступления были на месте. Лежал мертвый кот с проломленным черепом и сорванными когтями, лежал рядом окровавленный полукирпич. Но не было преступления, потому что кот расследованию не подлежал.
Так же, как сейчас, не подлежала расследованию та долгая и постепенная трагедия, в которой мать после смерти отца почувствовала себя молодою вдовой и снова заневестилась.
Деревня всегда была бедновата подходящими женихами - мужчинами…
Вот появился, пришел первый приймак на сельское хозяйство деревенского дома, что был получен отцом и сельским ветеринаром для всей семьи. И если входил новый мужчина в уже готовое хозяйство, то начинали говорить соседки в деревне, что мать мужчину «приняла».
Этот гражданский муж матери запомнился женщине тем, что сделал для женщины удобный крючок для вязания. Выточил его из обычного шила в мастерских, что возникли на месте МТС (Машинно - Тракторной Станции).
И только поэтому невысокий мужичок остался эпизодом в памяти. Но пил безбожно. Стащил со двора, продал за небольшие деньги и про́пил, сначала рису большой мешок. Потом также поступил с большим мешком сахара.
Мать вызвала участкового и выставила пьяницу. Тогда еще у матери был сельско - домашний авторитет. И участковый «на разборки» по ее просьбе пришел.
Потом появился еще один мужчина. Тоже пьющий. И женщина не могла свою мать осудить. После смерти отца, который долго болел, оставалось так много хозяйственных дел и ветхих построек - сараев, что мать должна была попробовать, хоть немного подлатать свое дырявое хозяйство, теперь навсегда остающееся без твердой мужской руки.
И вот появился пастух, "дяди Коля". Сначала он скромно встал «на постой». Приходил на ночёвку, располагался в холодном пристройчике за баней. И жил там вместе со своею верною помощницей, стерилизованной подпасочкой.
Потом наступила холодная осень. И мать, из жалости, переселила двух пастухов в дом.
И вот сейчас, разворачивалась трагедия, больше похожая на трагедии Шекспира.
Оскорбленная и разгневанная подпасочка требовала своей доли в отношениях, общей теплоты и любви.
Не узнавая сама себя, женщина говорила сдавленным от ужаса голосом:
- Мать, выселяй ты эту шведскую семью прочь, немедленно. Иначе, я от тебя сама вместе с ребенком грудным, сегодня же, и немедленно уйду!
…И вот тянулись и тянулись перед глазами пятилетней сельской девчонки столбы и перелески. День был большой, тяжелый и длинный. И девочка устала. Но нужно было идти.
Не радовали глаз цветущие по обочинам шоссейной дорого ароматные и нарядные кусты волчьей ягоды и бересклета. Не тянулась душа к цветам - пролескам, что смутно белели фарфоровыми чашечками в предвечерних сумерках и готовились уйти на покой.
Всей душою деревенская девчонка отсчитывала только столбы. Через каждые пятьдесят метров ее встречал одинокий темный столб. Он кланялся,разворачивался и провожал ее в дальнее путешествие.
А далеко впереди маячил очередной далёкий столб. И вслед за столбами, вдоль дороги, бежали бесконечные километры проводов и электричества, слишком длинные, чтобы пятилетний ребенок мог их пройти так, точно трудное восхождение преодолеть…
Никто помочь не мог. Молодой и красивый отец нес на плечах свою младшую дочь, Веточку. Мать тащила все сумки. Бабушка перебирала ногами и шла, с трудом, но сама.
С утра втроем: Мать, отец и старшая дочь, поехали в город на автобусе. Там, в первый раз, деревенская девчонка и увидела бессмысленное и бесполезное убийство обычного дворового кота.
Постоянную резню дворовых гусей по осени она видела и не удивлялась. Гуси смирно погибали на чурбаке под топором отца, что отсекал молодым гусакам головы. Но это было осмысленное убийство домашней птицы, с весны выращиваемой на мясо.
Потом, на городском вокзале всей семьей, ожидали прибытия поезда из Бугульмы. Приехала бабушка, мать отца и привезла с собою полутораголовалую младшую сестру. Но поезд приходил поздно. А автобус в их деревню уходил рано.
И вот теперь, нужно было целую бесконечность идти пешком, отсчитывая уставшими маленькими ногами километр за километром.
С тех самых пор, если женщина вспоминала бесконечную пустыню, где невозможно найти никакой помощи, она вспоминала белые цветы - пролески, уютные перелески и бесконечные телеграфные столбы.