- Да, да, я поняла. Окурок в горючку, волку – затычку! – возмущалась она его не прекращающемуся бормотанию, продолжая тянуть его вверх по склону, - а теперь замолчи и побереги силы.
Если бы он был способен сейчас соображать, он бы понял, что его бросили на самой окраине лётного поля. Это сторона дальше выходила на глубокий, покрытый кустами овраг, и люди появлялись здесь далеко не часто. Мало кому хотелось ползти через кусты и перескакивать заборы с колючей проволокой, чтобы сократить путь на пяток минут.
Когда они оказались наверху, девушка громко свистнула, привлекая внимание работников и охраны.
Голова Аньона вжалась в плечи, пытаясь уберечь и так неисправный слуховой аппарат от подобных нагрузок, а сам он попытался свернуться клубком и закрыть глаза. И только пошлёпывания по щекам не дали ему вновь провалиться в забытье.
Следующий этап его жизни превратился в череду вспышек, больше похожих на прерывистый сон.
Вот над ним склоняется несколько людей в форме службы безопасности. Он моргает и уже чувствует, как его несут куда-то на носилках.
Следующая картина: он в каком-то кабинете, а пожилой мужчина с аккуратной седой бородкой и глубокой залысиной на голове водит над ним руками, испускающими желтоватое сияние. Аньон не маг, но уверен, что оно должно согревать его, возвращать ощущение жизни, однако техник чувствует только лёгкое тепло снаружи, и расползающийся холод внутри.
Миг темноты, и он видит, как наряженная к красивое платье девушка с алыми волосами о чём-то спорит с целителем и мужчиной в сияющем белизной кителе лётной службы. Он явно недоволен, но всё же кивает в такт словам, соглашаясь с ней. Выслушав тираду в свой адрес, офицер нахмурил лицо и, сказав что-то стоящим поодаль рядовым, не прощаясь вышел из кабинета.
Снова на секунду закрывает глаза, чтобы в следующий момент увидеть изнутри потолок будки мобиля. Его морозит. Он не может понять, то ли это последствия самоочищения организма, что всё ещё борется за существование, то ли его последний миг уже близко и он вот-вот предстанет перед Богами. Вокруг на лавках сидят всё те же рядовые из службы безопасности. Видимо здесь ничего интересного уже не будет…
Темнота снова расступается. Над ним склонился крепкий мужчина в серой одеже. Она вся словно плывёт, от чего Аньону даже становится больно смотреть. Рядом с ним стоит парень в таком же мундире, от взгляда на который начинает кружиться голова. Временами он засовывает палец под воротник, поправляя его на шее.
«Наверное, новенький.» - думает Аньон, - «Не привык ещё к форме.»
- Топливо, окурок, затычка, волк. – снова выдавливает он через непослушное горло.
Четверо стоящих над ним дружно переглядываются и почти синхронно пожимают плечами. Офицер что-то отвечает рядовым, и те отдав честь уходят, оставив Аньона лежать на столе. Мужчина берёт телефон, и бросив пару фраз кладёт трубку. Закуривает.
Холод меж тем не отпускает. Он проникает всё глубже и ему даже кажется, что он сейчас увидит, как изо рта идёт пар.
В той темноте, что поглощала его каждый раз, стоило прикрыть глаза, ему было неспокойно. В голове возникали образы дочки и жены. Воспоминания, что пролетали перед глазами, не успевая зацепиться, и вновь улетали от него в тёмную даль, как песок сквозь пальцы.
Вот он берёт её на руки кричащим свёртком, боясь повредить такую маленькую и беззащитную своими грубыми мозолистыми руками. И улыбается, впервые видя лицо, роднее которого быть не может. А вот она с заплетёнными в косички лентами бегает по двору с щенком, которого родители таки согласились взять ей ко дню рождения. Но столь радостные воспоминания почему-то вызывают одну тревогу.
И радостная картина сменяется падением и разбитыми коленками, а улыбка младенца – плачем. Новый дом, в который они переехали, разваливается на глазах. Подросший пёс убегает со двора, погнавшись за проезжающим мобилем, и так и не возвращается. А ведь он обещал дочке, что найдёт его.
Но найдёт ли? А может он ничего и не обещал? И был ли пёс вообще?
Одурманенный мозг причудливо переплетает реальность и вымысел, желания и страхи, подменяя воспоминания иллюзиями не случившегося. Словно в лихорадочном бреду, он чувствует свою беспомощность, постепенно перерастающую в отчаяние.