Как отмечалось выше, с философской точки зрения феноменальное самосознание вполне может быть наиболее важной формой феноменального содержания. На уровне логической структуры мы находим эту базовую репрезентативную архитектуру отраженной в логической структуре феноменологических предложений, в том, что было названо "субъектной пресуппозицией" (например, см. Nida-Rümelin 1997). Каждое конкретное приписывание ментального свойства всегда предполагает существование субъекта, чьим свойством это свойство является. Верно, что правильный анализ большинства ментальных терминов (а не только qualia) предполагает объяснение возникновения субъектов опыта, но, очевидно, не верно, что все ментальные термины подчиняются этой субъектной пресуппозиции. На самом деле, как мы уже видели, эмпирически правдоподобно предположить, что бессубъектные состояния сознания действительно существуют. Важный вопрос, конечно, заключается в том, может ли предложенное здесь понятие субъекта в принципе быть определено в нементалистских терминах. Как мы увидим в ходе работы над этой книгой, такая возможность в принципе не исключена.
Второй момент, представляющий философский интерес, заключается в том, что эпистемическая асимметрия (Jackson 1982) возникает только на этом уровне репрезентативной организации, поскольку обладание феноменальным "я" является необходимым условием для обладания сильной эпистемической перспективой первого лица (см. раздел 8.2). Вполне вероятно, что возникновение феноменальной перспективы первого лица является теоретическим ядром проблемы "разум-тело", а также большинства вопросов, касающихся ментального содержания. Даже если мы убеждены, что феноменальное содержание может быть онтологически сведено к некоторому набору функциональных свойств мозга, нам все равно нужен ответ на вопрос, почему оно, очевидно, остается эпистемически несводимым. Что это за знание - перспективное, знание от первого лица? Последний момент, имеющий философское значение, - это эмпирически правдоподобное предположение о том, что некоторые глобальные феноменальные состояния обладают феноменальным "я", не проявляя при этом сознательно переживаемой перспективы первого лица (например, при таких неврологических состояниях, как акинетический мутизм). Другими словами, феноменальное "я" является необходимым, но не достаточным условием для того, чтобы данная система развила полноценную, осознанно переживаемую перспективу первого лица.
Второй уровень, на котором ограничение перспективности имеет высокую значимость, - это не самость, а само феноменальное свойство перспективности. Перспективность в этом смысле - структурная особенность феноменального пространства в целом. Она заключается в существовании единой, связной и темпорально стабильной модели реальности, которая репрезентативно сосредоточена на едином, связном и темпорально протяженном феноменальном субъекте (Metzinger 1993, 2000c). Феноменальный субъект, в отличие от простого феноменального "я", представляет собой модель системы как действующей и переживающей. Необходима теория о том, как отношение интенциональности, отношение между субъектом и объектом, само отображается на уровне сознательного опыта. Необходима теория того, что в предыдущих публикациях я назвал "феноменальной моделью отношения интенциональности" (Metzinger 1993, p. 128 ff.; 2000c, p. 300; но см., в частности, раздел 6.5). Как убедительно подчеркнул Антонио Дамасио (например, 1999, 2000), основной мишенью эмпирического исследования сознания является специфическая, сложная форма феноменального содержания, которая может быть лучше всего описана как "Я в акте познания", "Я в акте восприятия", "Я в акте принятия решения о конкретном действии" и так далее. Полное соответствие этому феноменальному ограничению приводит к сильному сжатию пространства концептуальных и эмпирических возможностей. Каковы репрезентативные, функциональные, нейронаучные и логические ограничения любой системы, демонстрирующей сознательно переживаемую внутреннюю перспективу?