По поводу этих статей интендантством было представлено следующее соображение:
1) продажа нижними чинами отпускаемых им из интендантства белья и обуви представляет действительно существующий факт и практикуется в широких размерах, что не допускается ни в одной из иностранных армий, так как это вредно влияет на экономические интересы солдата и на его нравственную сторону;
2) для устранения этого ненормального явления возможно было принять следующие меры: а) воспретить продажу нижними чинами, а также войсковыми частями предметов вещевого довольствия как представляющих казенное имущество, торговля которым вне установленных правил совершаемы быть не должна; б) в случае действительно неимения надобности нижними чинами в отпускаемых им от казны материалов для белья и обуви разрешить военному начальству по его усмотрению выдачи на руки солдату известной части их заготовительной стоимости, составляя другую часть в пользу войсковой части на покрытие хозяйственных нужд; в) ограничить ныне существующее право получения частями войск, вместо предметов вещевого довольствия, деньги на их заготовление в том отношении, чтобы впредь деньги от интендантства отпускались только за счет этой экономии, которая в действительности может в войсковых частях образоваться. По этому соображению были запрошены начальники всех частей войск. Один из командиров действующих полков вот что пишет: «25 лет, стоя постоянно вблизи солдата, я убедился, что солдат продал на рынке сапожный товар и сапоги, выдаваемые ему в годовую потребность, не потому, что они ему не нужны или лишние, а вследствие того, что получаемые вещи не удовлетворяют современным его требованиям. Сапоги в большинстве случаев выдаются из неприкосновенных запасов, лежалые, нечерненые, каблуки из стружки быстро стаптываются, — в сырую погоду этих сапог на две-три недели, не больше. Сапожный же товар солдат действительно продает, потому что из него все равно сшить сапог нельзя, ибо выдают далеко не полностью: нет задников, нет стелек, нужно отдать за работу сапожнику и т. п. Покупать же по части эту мелочь — выходит всегда больше, ибо предметы по мелочи всегда дороже. На этом основании весьма редкого солдата можно встретить в казенных сапогах».
Устав внутренней службы запрещает носить лишь собственную одежду. Почему же не запретить носить и собственные сапоги? Воображаю, сколько бы потребовалось казне строить сапог.
В сухую погоду в них на маневрах скользишь, как на лыжах, в особенности по траве, а в сырую не у каждого хватит сил их таскать. Для частей войск, изготовляющих сапоги в собственных мастерских, выдаются особые добавочные от казны деньги — на пару 17 копеек. На этот отпуск части стараются построить лучшие сапоги для нижних чинов. По правде сказать, что можно сделать на эти 17 копеек? Для каждой пары сапог требуются: 1) стельки (плохие поставишь, подошвы отвалятся), 2) задники плохие — стопчутся сапоги в неделю, 3) набойки подметочного материала, а не стружки, как это делают в интендантстве и т. п.
Полицейские управления больших городов несмотря на то, что у них на службе тоже чуть ли не полки солдат с семьями, успевают делать на всех обувь и чинить ее. С этой целью люди опрашиваются, и кто имеет худые сапоги, несет в мастерскую. Если они не имеют других сапог, дают особые «командировочные» сапоги. У них ни один человек не истратит своей копейки на починку, тогда как наш солдат только и занят заботой об обуви и зашиванием прорех на мундирной одежде.
СОЛДАТСКОЕ БЕЛЬЕ. Каждому солдату отпускается в год 24 аршина торбочного холста восьми вершков ширины. Кому только не известна эта солдатская дерюга, носящая название «солдатской дачки». Выдав такой холст, который, быть может, носили 100 лет тому назад, ротный командир требует, чтобы к смотру было обязательно четыре казенные вещи, а именно: две пары подштанников и две рубашки. Для того чтобы сделать эти четыре вещи, необходимо затратить в два-три раза больше, чем эта дерюга стоит. О постели и постельном белье распространяться здесь нечего — дается дерюжный матрац-мешок и солома изредка. В некоторых полках есть одеяла на всех нижних чинов. Кому только известно, как покупаются они, и обращается ли внимание на доброкачественность специалистами?
ПРИМЕЧАНИЕ. Беседую с интендантским чиновником на пароходе, речь шла о солдатской обуви и белье. Я спросил, почему войскам отпускается недоброкачественный товар, так как люди принуждены его продавать за бесценок, и почему интендантство не передает заготовку непосредственно в части войск? На это мне статский советник Н. ответил, что передача заготовки предметов в руки полкам не в интересах интендантства.
Насчет солдатского сундучка существуют целые сочинения. Там, между прочим, сказано, какие солдат должен вещи иметь, как хранить и как выкладывать. К сожалению, никто не обмолвился о том, на какие средства сундуки заводить? Между тем начальство требует, чтобы сундуки были однообразные, выкрашенные, с надписями и замками.
ПРОВИАНТ. На каждого нижнего чина отпускается казной провиант: муки 2 фунта 25 1/2 золотника и крупы 32 золотника (в гвардии 40 золотников) в день.
Там, где есть интендантские склады, мука и крупа отпускаются интендантством; в других местах мука приобретается частями войск по ценам не выше справочных.
Вот уже несколько лет, как интендантство принимает провиант от посредников Министерства финансов, которое заготовляет провиант для той местности, где этого продукта в изобилии. Кроме того, что приходится переплачивать, нести расходы по доставке, суточные чиновникам и содержание вахтерам, командированным за приемом муки за тридевять земель, имеется проволочка во времени.
Где есть интендантские хлебопекарни, части вместо муки получают печеный хлеб по 3 фунта на человека. Получая из интендантских складов или покупая за наличные по справочным ценам провиант, части войск выпекают хлеб собственным попечением, для чего имеется особый штат хлебопеков во главе с лучшими строевыми офицерами, заведующими хлебопечением.
3 фунтов печеного хлеба нижним чинам вполне достаточно, у многих даже образуется остаток. Солдат, имеющий большую нужду, несет его на рынок и продает за 5—10 копеек. В некоторых частях люди едят с лотка; остаток от недоедания переводится на муку, и люди получают расчет по справочной цене. Такой порядок солдатам не нравится. Сбывать хлеб на рынок они считают более выгодным, главное — деньги нужны. Получить в месяц за хлеб 20–25 копеек считается за великое счастье — солдат обеспечен и ваксой, и спичками, и махоркой (табак самого низкого качества).
ПРИВАРОК. Для приготовления солдатского обеда отпускаются приварочные деньги. Постоянной нормы приварочных окладов не существует; оклады утверждаются ежегодно военно-окружными советами согласно ценам, открытым интендантскими чиновниками месяца за 3–4 раньше. По осенней стоимости (время собирания цен) на продукты объявляются по округам оклады на довольствие людей на весь год. При большом вздорожании частям разрешается ходатайствовать об увеличении приварочных окладов. К сожалению, эти ходатайства осуществляются вследствие канцелярской волокиты чуть не через 2–3 месяца к тому времени, когда минует в том надобность.
Обыкновенный суточный оклад составляет полфунта мяса и несколько копеек на приправу и овощи. Окружные советы, на обязанности которых лежит утверждать приварочные оклады, объявляют цены с точностью одной сотой. Я не знаю окладов, где бы не фигурировали дроби копеек.
Служа в одном из приволжских городов, я в один день встретил троих чиновников интендантства: один приехал для открытия цен, другой — для присутствования на торгах и третий — для освидетельствования вещей. Все они выехали из округа за 1200 верст в один день с разными поручениями.
КВАС. Хотя и существует основание о непременном приготовлении в частях войск кваса, но таковой варится далеко не везде, да и пьют его не все. Люди, привыкшие к чаю, квас вовсе не употребляют. Кроме того, пить приятно холодное во время обеда, когда его только подают, или после принятия пищи. Квас варится больше для смотров. Между тем мука, долженствующая поступить на квас, который не варится, остается в экономии рот, и не было в примере, чтобы на эти остатки приобретали чай и сахар, хотя бы для бедных нижних чинов роты.