Как-то мой сын пришел домой из садика и сказал, что потерял любимый красный пикап. Недавно в их группу пришел новый мальчик, который приехал из другой страны и еще не очень хорошо знал язык. Когда я спросила сына, какие у него догадки, где он мог оставить машинку, Влад ответил, что, наверное, ее взял новый мальчик. Сын очень расстроился и не готов был ждать следующего дня, чтобы отыскать пикап, поэтому пришлось спросить у воспитательницы, не видела ли она игрушку. Та уверила нас, что новый мальчик машинку не брал и завтра они обязательно ее вместе отыщут. Оказалось, сын просто забыл свой пикап на кровати в группе. Когда я спросила его, почему он решил, будто машинку взял именно новый мальчик, сын пожал плечами и ответил, что не знает.
Кажется, сработал свойственный всему человеческому виду (и не только человеческому) механизм: симпатия по отношению к тем, кто на тебя похож, и враждебность к тем, кто отличается. Антропологи Брайан Хейр и Ванесса Вудс считают, что одновременно с развитием дружелюбия и желания сотрудничать у людей развивалось стремление защищать то, что им дорого, в том числе от чужаков. Окситоцин вырабатывается при взаимодействии с приятными людьми, при этом одновременно он может повышать агрессивность по отношению к тем, кто кажется непонятным и угрожающим. Если у вас есть опыт родительства, вспомните свои ощущения, когда незнакомый вам человек тянет руки к младенцу: поднимается волна ярости, хочется, как дикий леопард, броситься на защиту малыша. Эти ощущения как раз поддерживаются окситоцином.
Новый мальчик показался сыну чужим из-за того, что непривычно выглядел и не говорил на знакомом языке. Поэтому легко было приписать ему потенциально враждебное действие. Конечно, мы с сыном обсудили, что малыш скоро освоится и важно ему помогать и поддерживать, хотя что-то в его поведении может показаться необычным. К сожалению, не всегда находятся взрослые, которые могут объяснить детям, что происходит и как себя вести, а часто и сами родители враждебно настроены к тем, кто на них не похож (по любому признаку). Зачастую это приводит к травле вроде той, о которой говорилось выше. Приведу еще одну историю травли с участием взрослого человека, который почему-то исключил одну из девочек из группы «своих».
В 14 лет я перешла из своей гимназии в лицей, а вместе со мной несколько человек из моего класса, которые были зачинщиками травли. Они же стали таковыми и в лицее. Они унижали меня прилюдно, смеялись надо мной за спиной, передавая записки по классу всем, кроме меня и моих подруг, передразнивали меня. Чем смелее я была, тем агрессивнее становились они. Если я появлялась где-то с каким-то мальчиком, тут же начинали сплетничать.
Единственное, что я помню по поводу вовлечения взрослых, — это моя учительница русского языка и литературы, которая поддерживала эту травлю. Я хорошо помню один момент, когда мы ставили школьный спектакль. Я была одним из организаторов (да, при всей этой травле я не стала зашуганной, а довольно активно проявляла себя) и играла одну из ролей. После спектакля весь класс собрался, и учительница обратилась ко мне: «Посмотри, как другие девочки классно отыграли. Бери с них пример, посмотри, какие они яркие, красивые, а ты — серая мышь». Эти слова сделали мне очень больно и были, конечно же, неправдой.
Перед поступлением в университет у меня был вступительный экзамен по русскому языку и литературе. Я пришла к этой учительнице и попросила пособия для подготовки. Она ответила: «Я тебе ничего не дам, ты все равно никуда не поступишь». Видимо, я ей настолько не нравилась, что она дважды сделала мне больно.
Моя ситуация разрешилась, когда я начала новую жизнь в университете, где люди не знали о моей истории травли. Помню, когда я поступила в университет, мне нравилось выбирать яркие цвета и я считала себя красивой. Университет был в другом городе, и я думаю, что это помогло мне построить все с нуля. Мои стремление и амбиции были сильнее, чем слова учительницы.