Второе, что опять же было очевидным – меня чем-то одурманили. Вот только ни один из ядов, что мать так старательно давала мне пробовать, начиная с восьмилетнего возраста, не стирал память настолько, чтобы не помнить, как отравленный избивал и, уж тем более, насиловал девушку.
И если я во всём прав, то не хватает только одного… Свидетелей.
Стоило только подумать об этом, как дверь кабинета распахнулась, впуская в помещение толпу, состоящую из самых разных людей. Всех мне знакомым, что немаловажно.
Во главе процессии стоял сам герцог Коннор, с налитыми кровью глазами, с дрожащими губами, будто бы от гнева. Вот только его выдавал взгляд – не было там ни злости, ни сожаление, одно лишь довольство от выгодно провёрнутого дельца.
За ним стояла хорошо мне знакомая вдова Алифания, дама, известная своим единственным талантом – она искусно разносила сплетни по столице, добавляя каждой новости несколько пикантных подробностей, из-за которых обсуждаемые люди обзаводились парочкой нелицеприятных черт, что растаптывали репутацию. Не навечно, конечно же. Репутацию можно было так же легко подправить – стоило лишь заплатить той же Алифании, и всё, сказанное ей прежде, перевиралось, рисуя достойный образ для человека с толстым кошельком.
Были тут и герцоги, и графы, и слуги. Все голосили наперебой, но больше остальных старалась дородная дама, с неприятным, отталкивающим лицом. Она всё носилась возле Аннэт и кудахтала что-то о том, что не должна была привозить свою деточку в столицу, в этот рассадник разврата и ужасных, гадких мужчин, которых и мужчинами у неё язык не поворачивался назвать.
Я смотрел на всё с непрошибаемым равнодушием. Единственный, с кем здесь стоило считаться, был Джошел, его я и спросил:
– У вас есть ко мне какое-то предложение?
Все, кто кричал до этого, вмиг затихли. Даже подвывающая Аннэт угомонилась, всхлипнув напоследок. Морок слетел, и я посмотрел на девицу иначе – во мне больше не бушевало желание защитить бедняжку, и уж тем более я не находил её привлекательной. Нет, красота никуда не делась, но гнильцой несло на всю округу.
Герцог Коннор усмехнулся краешками губ и произнёс:
– Все вон!
Голос он не повышал, вот только спустя минуту мы остались одни.
К головной боли добавилась дурнота, но я усилием воли заставил себя принять безмятежный вид:
– И зачем понадобился этот спектакль? – внутри клокотала злость, а ещё разочарование в самом себе – это надо же, позволил себя обвести вокруг пальца. Всегда был осторожен, внимателен к деталям, а сегодня… Видимо, сказались неудачи последних дней и усталость. Хотя на достойное оправдание эти факторы вовсе не претендуют.
Джошел прошёл к софе, на которой я лежал не так давно, уселся с кряхтением. Посмотрел внимательно и ухмыльнулся уже не таясь:
– А как с тобой иначе? Ты слишком упрям, а я – слишком дорожу своей репутацией, чтобы так просто забрать у тебя то, что мне приглянулось.
Я медленно выдохнул, сжал руки в кулаки. Держаться за стол больше не стал, не хотелось, чтобы этот выродок аристократии знал о моей физической слабости.
– И что же вам приглянулось?
Герцог закинул ноги на ногу, а руки сложил на округлившемся животе. Его глаза блестели и блеск этот не предвещал мне ничего хорошего. Впрочем, на что хорошее я вообще ещё надеялся?
– Шахты, которые ты выкупил несколько лет назад.
Шахты… Стоило бы догадаться. Я приобрёл их сразу после смерти отца. Не сказать, чтобы они были прибыльными, но три месяца назад рабочие нашли залежи акариса, к разработке которого и приступили. Акарис не был очень редким камнем, но мне удалось наладить поставки в соседнее королевство, Ларию, где его активно использовали для изготовления ритуальных амулетов, так популярных у местных жителей. Естественно, шахта стала едва ли ни основной доходной статьёй для нашей семьи.
Я не обольщался, старался развивать и фабрики, что достались в наследство, но там дела шли куда хуже. Да и последние сорвавшиеся сделки лишь усугубили их положение.
– Могли бы предложить мне честную сделку, – усмехнулся настолько ядовито, насколько вообще был способен.
Джошел не удержался – разразился громогласным смехом. А когда перестал смеяться, спросил: