А я непроизвольно представляю лицо Миллы и её пухленькие губки. Я даже вкус их помню и от этого завожусь ещё больше.
Следующие несколько минут девушка усиленно работает ртом, а я как будто ничего не чувствую.
«Какого хрена они телефоны отключили?» — как заезженная пластинка, крутится в моей голове. В попытке стряхнуть с себя образ Миллы беру инициативу в свои руки. Укладываю Лику на спину, а сам наваливаюсь сверху, правой рукой тянусь к тумбочке за средством защиты. Расслабиться и выпустить энергию, что скопилась во мне за неделю усиленных тренировок. Вот что мне нужно. Просто расслабиться, чёрт возьми.
Пока шарю в ящике в попытке найти шуршащую упаковку, глаза натыкаются на телефон, одиноко лежащий на тумбочке. На дисплее высвечивается цифра три. Три пропущенных вызова. Всё, возбуждение как рукой сняло. Беру телефон, поднимаюсь с недовольно стонущей Лики и сажусь на край кровати. После разблокировки экрана разглядываю номер, с которого звонили. Неизвестный. Без раздумий перезваниваю.
— Ну Котя! — пищит девушка, протягивая ко мне руки и проводя коготками по спине. Дёргаю плечом, встаю и совсем выхожу из спальни.
— Алло? Паш? — слышу взволнованный голос Влада.
— Что случилось? — сразу реагирую на его интонацию и волнение.
— Мы в больнице, — слышу его то ли вздох, то ли всхлип. — Всё очень плохо.
— Номер? — резко выплёвываю, залетая в комнату и хватая одежду.
— Вторая городская… — Влад ещё что-то хочет сказать, но я бросаю трубку, а через минуту вылетаю из номера. Лика в недоумении провожает меня тяжёлым взглядом, а я лишь говорю ей, чтоб проваливала к чертям.
Рвать и метать!
Чудо переключатель, превращающий меня из обычного человека в Беса, благодаря которому побеждаю в боях, вот-вот замкнется на "вкл.".
Пока на предельной скорости мчусь в больницу, делаю короткий звонок Филу и прошу его приехать. Филипп Романов, мой давний друг, а сейчас и помощник, организатор всего моего спортивного графика и тот, кто за частую говорит за меня в интервью для прессы. Он словно мой атташе, дипломатичен и выдержан. А ещё он мой громоотвод. Сейчас почему-то именно в нём и нуждаюсь. От мысли, что с Милкой случилось что-то плохое, сносит крышу. И Фил единственный, кто может очень быстро меня усмирить. Энергетика у него такая, умиротворяющая.
— Чем могу помочь? — деловым, размеренным тоном интересуется пожилая женщина возле столика регистратуры. Я ворвался в больницу, сшибая всё на своём пути, а она даже бровью не повела. Выдержка — железная.
— Астахова Милла, двадцать семь лет, — чеканя слова, сообщаю данные. — Палата? — выкрикиваю на весь первый этаж. С совершенно невозмутимым видом женщина переключает своё внимание на монитор компьютера. — Минуту, — бросает мне недовольным голосом. — Так, Астахова… Астахова, — крутит колёсико мышки. Проверяя списки, вглядывается в каждую строчку. От напряжения сам не замечаю, как стучу кулаком по деревянной стойке. Она поворачивается на этот стук и с укором шикает.
— Быстрее, — требую, убирая кулаки в карманы спортивных штанов.
— Астахова Милла, — наконец находит, что ищет. — Поступила час назад, множественные травмы, полученные в ходе аварии.
— Палата?
— Она в реанимации, — констатирует сухим голосом, а я отшатываюсь, как от удара под дых.
— Где палата реанимации? — как со стороны слышу свой безжизненный голос.
— Туда нельзя. Жди в приемном покое, — указывает на лавки позади меня. Я не сдвигаюсь с места, сверля женщину уничтожающим взглядом. — Вы, кстати, кем ей приходитесь? — словно с огнём играет, спрашивает, совершенно не замечая, как мои глаза стекленеют, а ноздри раздуваются.
— Друг.
— Друг, — хмыкает женщина. — Можно только родственникам, — она понижает голос до шёпота. Это означает, что можно только родственника, да и то за определённую плату.