— Идиот! Босс сказал, тихо сработать.
— Ну, как есть! Бабу взяли, дело сделали.
— Одну бабу, дебилоид! А тут две!
— Зато красивая, — гогочет тот, кого я сумочкой огрела.
А ко мне здравый смысл возвращается. Осознаю всю степень своего бессмысленного поступка. Нет, чтобы спрятаться за угол, запомнить номера машины, позвонить в полицию и все рассказать.
Я же действовала импульсивно, на эмоциях. Как говорится, по-бабски.
— Зачем ты, а? — шепчет Антонина Петровна. — А родишь сейчас! Больно ударилась?
— Да вроде цела, — так же шепотом отвечаю. Прикладываю ладонь к животу, но малыш не шевелится. Затаился. — А кто это? За что они так вас?
— Понятия не имею, Маша. Впервые вижу.
— А предположительно?
— А ну цыц, я сказал! — амбал рукой замахивается.
Я интуитивно руку вскидываю, голову закрывая. А сумочка падает на пол. Я так до сих пор и не выпустила ее из рук. А вот сейчас…
Один из похитителей поднимает ее. Открывает.
— Не смейте рыться! — кричу.
— А то что? В полицию заявишь?
— Меня искать будут.
— И найдут, прикинь! Мертвую, в лесочке. А не хрень было под руку лезть. Шла бы своей дорогой. Теперь сиди и не вякай! Жди своей участи.
— А я? — мать Павла голос подает. — Что вам от меня надо? Выкуп?
— А с тобой босс разберется. Мы свое задание выполнили.
Ясно. Шестерки криминального авторитета. Нервно по губам языком провожу, а сама с сумочки глаз не свожу. Там мобильник! Позвонить тайком, смс написать, в экстренную службу сообщить. А как теперь?
Поковырявшись лапой в узком пространстве сумочки, амбал закрывает ее, но так и держит в руках.
Я скашиваю глаза на Антонину Петровну в поисках ее личных вещей. Но их нет: то ли обронила на месте похищения, то ли отобрали раньше.
А разговор бандюганов на мысль наводит: похищение матери Павла напрямую связано с его деятельностью, либо она сама замешана в махинациях. Я ведь не в курсе, чем Антонина Петровна занимается. Мы как-то с Павлом этот вопрос не обсуждали.
Не уверена, сколько проходит времени, но машина влетает в ворота, верхнюю часть которых успеваю заметить в окошко минивэна, сидя на полу.
Останавливаемся. Я внутренне сжимаюсь: что-то будет дальше…
Глава 22
Кто эти люди?
Дернувшись, отчего я по инерции наваливаюсь на мать Павла, машина замирает на месте.
— Простите, — шепчу, выпрямляясь.
— Ничего страшного. Куда они нас привезли?
А бандюган уже с грохотом дверцу машины в сторону отводит и на землю спрыгивает. Второй за ним. Водителя не видно за высокой спинкой сиденья. Всю дорогу молчал.
— На выход! — командует тот, что мою сумочку в руках держит.
Я с трудом на колени встаю. Одной рукой на сиденье опираюсь, под другую меня Антонина Петровна поднимает.
— И не стыдно вам! Беременную хоть бы пожалели. Мать ведь!
— Сама виновата, — огрызается. — Нечего было вмешиваться!
— Шевелитесь! — второй уже нервничает. На часы поглядывает. — Живее! Вон туда, к люку!
— В подвал что ли? — охает Антонина Петровна, выбираясь следом за мной из машины.
Я быстро осматриваюсь: одноэтажный дом с облезшей краской и в трещинах, окруженный деревьями, небольшой дворик. Территория обнесена высоким кованым забором, еще сохранившим былую красоту.
Не помню, чтобы встречала в городе такие частные строения. Скорее всего, мы выехали за пределы Питера.
— Какое-нибудь садовое товарищество, — буквально, читая мои мысли, озвучивает вполголоса Антонина Петровна.
— И что нам это даст? — шепчу в ответ, продвигаясь за ней к люку в подвал дома.
— Вниз, живо! — командует бугай. — И сидеть тихо, как мыши!
От последнего замечания меня передергивает. Не уверена, чего больше боюсь: темного подвала или мышей в нем.
Мать Павла первая по каменным ступенькам спускается, я аккуратно следом, вдыхая прохладу, идущую снизу.
В воздухе нет запаха сырости. Пахнет овощами и чем-то еще, таким неуловимо знакомым. Под потолком светится одинокая лампочка на длинном проводе, без абажура. Ну хоть так, не в кромешной тьме. За нами глухо закрывается дощатый люк, отрезая, путь на свободу.
— Сволочи! — в сердцах кричит Антонина Петровна, и вот тут я с ней абсолютно солидарна. — Подонки! Выйду и всех пересажаю!
Она устало приваливается к деревянному стеллажу, на котором стоят рядами банки с консервацией. В тусклом сиянии лампочки не разглядеть, что в них хранится, но от голода не умрем. Хоть это немного красит настроение.