Она и сама казалась сегодня нежной, хотя была не в нарядном платье, а в черных облегающих брюках. Но зато на ней была белая водолазка с кружевами. И не такой броский макияж, как вчера. Совсем другой образ – не эпатажный, а очень теплый и женственный. И одновременно – чувственный. Как сверкают ее глаза из-под длинных черных ресниц! С ума сойти можно.
– Не пойти ли нам прогуляться? – предложил Женя неожиданно для самого себя. – Есть больше не хочется, пить, – он весело посмотрел на Марину, – мы не можем, потому что наши дамы не пьют. Давайте посмотрим тот парк с памятником Глинке.
– Верно, – подхватил Виталик. – Мы же, как-никак, музыканты! Приехали на родину Глинки и даже не сфоткались с памятником.
В парке они разделились на пары. Вит с Юлей шли впереди, Женя с Мариной – за нами. Атмосфера чувственности исчезла, сменившись непринужденной. Жене удалось разговорить Марину, и она стала почти такой же веселой, как вчера. Рассказала кое-что о себе. Он узнал, что она абсолютно тупа в математике, но зато ей неплохо даются языки. Что когда-то у нее стоял выбор между музыкалкой и художкой, и родители выбрали художку, исходя из соображений практичности. Но в прошлом году, когда художка закончилась, она начала учиться играть на гитаре. И неплохо в этом преуспела. Петь тоже умеет.
– Слух у меня превосходный, – сказала она без хвастовства, просто констатируя факт. – И голос красивый, но, увы, не сильный. Петь на публику с таким не получится. Только в тесной компании, когда все молчат, глядя тебе в рот.
– Но ведь это тоже хорошо, – улыбнулся Женя. – Будешь радовать своим пением друзей. Кстати, а не хочешь ли мне что-нибудь спеть? Ну пожалуйста! Мне серьезно хочется послушать.
Она посмотрела на него с испугом, потом рассмеялась, насмешливо сверкая глазами.
– О нет! На такое я не поведусь. Без гитары, на улице… Сам, наверное, не стал бы в таких условиях петь. Да, Женечка?
– Ну, вообще-то, да, – смущенно кашлянул он. – Но я-то – профессионал, мне нельзя позориться перед поклонницами.
– А мне перед тобой можно?!
Она глянула на него с возмущением. Потом улыбнулась: такой озорной, нежной и счастливой улыбкой, что Женя поплыл. Снова захотелось обнять ее, прижаться хоть на мгновение лицом к темным волосам, так непохожим на осветленные волосы Ники. Как здорово, что Маринка совсем другая по внешности. Да и по характеру тоже.
– Слушай, а что там маячит впереди? – спросил он, отвлекаясь от опасных мыслей. – Это колесо обозрения? Давай-ка прокатимся!
Марина окликнула маму. И они изменили направление движения, направившись к аттракциону, который возвышался за длинной крепостной стеной с круглыми и квадратными башнями.
Юля с Витом сразу отказались кататься. Юля опасалась качающихся кабинок. Виталик заявил, что они тоже не внушают ему большого доверия, и уж лучше он внизу постоит, полюбуется старинной архитектурой. Так что Женя с Мариной пошли к кассе одни.
– Наверное, два круга надо взять? – Женя повернулся к Марине. – Или лучше три?
– Кататься три раза? – Марина посмотрела на него с изумлением и радостно крикнула: – Да! Конечно, давай!
Кабинки были закрытыми и прозрачными – этакая стеклянная капсула, близкая по форме к подкове. Женя не встречал таких раньше. Правда, он уже и не помнил, когда последний раз катался на чертовом колесе. И пришла же на ум такая дурная затея! Хотя…
– Мне чего-то стрёмно немного, – сказал он, когда кабинка начала покачиваться. – Такое впечатление, что… вот эта хреновина сейчас оторвется и полетит вместе с нами вниз. Ну-ка, развлекай меня пеньем, чтоб не было страшно!
– Женя! – Марина прищурилась. – Ты прикалываешься? Или правда боишься? Ладно!
Она резво вскочила и захлопнула небольшое окошко наверху. Кабинка закачалась сильней, и Женя непроизвольно чертыхнулся. Марина посмотрела на него с озорной усмешкой. Потом села, приняв грациозную позу и картинно положив ногу на ногу.
– «Мадонна канцлера Ролена»… Знаешь эту песню Канцлера Ги?
– Канцлера Ги знаю, песню – кажется, нет.
Марина кивнула и чуть-чуть помолчала, сосредоточиваясь. А потом Женя услышал нечто утонченно прекрасное – по мелодии и по исполнению. Слова тоже были прекрасны, хотя Женя, признаться, плохо понимал, о чем идет речь. Какой-то художник, картина, государственный деятель Бургундии, отцветавшая осень Средневековья… Это не имело отношения к реальности, но Жене навязчиво казалось, что это имеет отношение к нему самому. И к сидящей напротив него юной красавице.