Праведным тебе уж давно не стать,
Только в этот раз
Не смотри, не думай – не убежать
От Мадонны глаз!
Скорлупа разбита, взломан замок,
Вылетай, душа, в цветное стекло,
Положи себе света лепесток
На холодный лоб…
– Это невероятно, – произнес он, когда она закончила петь. – Ты заворожила меня! Нет, серьезно. Может, голос у тебя и не сильный, но исполнение прямо берет за душу. И как ты смогла это выучить?! Такая сложная песня…
– Не сложней твоих, – с усмешкой возразила Марина. – Только не проси, чтобы спела! Давай сам теперь.
– Что?
– Пой мне что-нибудь!
– О нет, – Женя посмотрел на нее с кроткой мольбой. – Я устал за вчерашний вечер. И без микрофона голос не звучит.
Марина с шутливым возмущением развела руками.
– Женя! Ну вот кто так делает?!
– Но я же не обещал ничего, – он лукаво и нежно улыбнулся. – Так что зря упрекаешь. Кстати, а какой круг мы едем? Второй или третий?
– Похоже, второй. Смотри, наши внизу! – Марина наклонилась к стеклу. – Чего-то смотрят на нас. Видимо, удивляются, что мы не сошли.
Женя красноречиво кашлянул.
– Представляю, что они подумают, когда мы поедем третий круг. Твоя мама решит, что я неадекватен.
– Ты знаешь, – лицо Марины внезапно стало серьезным, – я думаю, что она уже так решила. Так что можешь расслабиться и отпустить тормоза.
Женя на секунду опешил и даже покраснел. Потом вдруг заметил, что Марина едва сдерживает смех, и внезапно рассмеялся сам.
– Слушай, ну ты и язва, – он окинул ее восхищенным взглядом. – Можешь так пошутить, что мирный человек испугается.
– Зато ты не заметил, как мы прошли самую высокую точку, – парировала она. – Я тебя отвлекла от этого кошмарного зрелища.
Женя огляделся и снова чертыхнулся в сердцах. Они были не на самом верху, но почти что там. Кабинка пошла на спуск и качалась сильней, чем на подъеме.
– Маринка! – он притворно нахмурился. – Ты могла сказать об этом чуть позже? Напомнить, где я нахожусь, когда мы будем внизу?
– Но ведь ради этого и катаются, – возразила она с невинной улыбкой. – Чтобы было страшно, но в кайф. А тебе не в кайф? Жень! Ты ж три круга взял!
Он снова смеялся вместе с ней. И сейчас, и чуть позже, когда Юля с Витом подошли их встречать, а они поехали дальше, помахав им ручкой. Кабинка качалась от ветра, небо утонуло в серых густых облаках. Зелени было не видать, совсем не весенний пейзаж. Но это – там, за стеклом. А внутри кабинки все было иначе. И Женя хорошо ощущал, что уже не зима, а вторая половина весны.
Наконец они сошли с колеса. Прогулялись по парку с длинным прудом, в котором жили лебеди. Вернулись в тот парк, где стоял высокий памятник Глинке, окруженный ажурной оградой в виде нотных строк. Сфоткались на фоне его, потом – с бронзовым оленем, когда-то принадлежавшим Герингу и попавшим в Смоленск после войны. Тут им встретились люди, бывшие вчера на концерте, попросили сделать снимки на память. Завязался веселый разговор…
И как ушат ледяной воды, опасливый шепот Вита:
– Женька, все, пора! Рискуем на поезд опоздать…
Марина и Юля поехали провожать их на вокзал. Когда поезд тронулся, Женя увидел в окно, как Марина бросилась матери на шею. Плачет?!
Ну да, разумеется. Как она сказала, когда они ждали посадки? «Вот и все. Сейчас все закончится. Платье превратится в лохмотья, а карета в тыкву». А Юля тревожно хмурилась, вероятно, сожалея о том, что ей пришла дурная идея купить дорогие билеты в третий рад.
– Вит, скажи честно, – Женя посмотрел на него. – Я все сделал неправильно, да? Не надо было звать их сегодня?
Виталик философски вздохнул.