Толстая дверь за чехом захлопнулась. Грюкнул засов, но тишина звенела недолго. Лидия Васильевна повернулась к невестке, и велела:
– Рассказывай! О Мише, обо всём.
Покусав губку, Рита хмыкнула:
– Обо всём, главное… Хитренькие какие!
– Ну, Ри-ита! – заныла Настя, и смутно выразилась: – Тут и без того, и ты еще!
– Риточка, – негромко, но прочувствовано заговорила свекровь, – я люблю Мишу и буду любить, что бы он не скрывал от меня!
– Присоединяюсь, – невесело усмехнулся Петр Семенович.
– Мише нечего стыдиться, – в Ритиных глазах сверкнули огоньки, словно отблески в темной воде. – Просто он очень хотел чувствовать себя таким, как все! Чтобы и вы, и Настя принимали его обычным сыном и братом! Миша очень боялся, что вы узнаете о его сверхспособностях, и тогда ваши отношения изменятся – появится натянутость, притворство, неискренность… А ему и так доставалось! Дом был для Миши убежищем… – она вздохнула, и глянула исподлобья: – Помните, как Миша вернулся из стройотряда? Куда он потом поехал, помните?
– В Одессу! – энергично закивала Лидия Васильевна. – За обновками…
– Не только, – загадочно улыбнулась Маргарита. – Так уж вышло… М-м… – она тщательно проложила курс между ложью и умалчиванием. – В общем, ему удалось спасти одну девушку… Марину… оперативницу КГБ. Тогда, буквально у Миши на глазах, в спецоперацию неожиданно вмешалась банда уголовников, и Марину серьезно ранили. Она бы просто истекла кровью, если бы Миша не спас ее. Мне об этом сама Марина рассказывала…
– Ах, вот оно что… – затянул Петр Семенович. – А я еще подумал тогда – и чья ж это помада Мишкину губу измазала?
Настя хихикнула, а Рита, тщательно обдумывая каждое слово, развила повествование.
Перестрелки и умертвия лучше опустить… О полуподпольном «сотрудничестве» с КГБ вскользь, да вгладь… О связях в Политбюро – туману побольше, намеков и многоточий… А «попаданчество» и «послезнание» – табу.
Пусть родня хоть с Мишкиным целительством свыкнется…
Тот же день, позже
Москва, улица Строителей
Первыми прискакали близняшки – обе. Запыхавшаяся Светланка сама доехала на метро, а сияющий «пузатик» явился под охраной Зенкова.
– Привет, привет! – заголосила будущая мать.
Ее сестричка молча чмокнула меня в щечку, мимолетно улыбнувшись. Одной рукой я принял Светино пальто, а другую подал Жеке.
– Здоров, мон шер!
Наташка, зажимая плечом телефонную трубку, помахала гостям блокнотом, и продолжила строчить в нем, роняя дежурное: «Да… Да… Ну, конечно».
– Аля с Тимошей звонили, – сообщила она, – скоро будут.
– Ну, давайте пока навернем, чем холодильник послал!
Бодро урчащий «Розенлев» послал слегка заветревшуюся «Краковскую», заливные в формочках из фольги, вчерашние зразы и прочую снедь, а полбулки «Орловского» плюс свежайший нарезной батон добавили перекусу основательности.
Не успел я доковыряться до ломтиков мяса, таящихся под ароматным желе, как незапертая дверь распахнулась, впуская припоздавших девчонок.
– Ой, можно? – воззвала Ефимова.
– Если осторожно! – отозвалась Наташа, запуская хихиканье в девичьей среде. Раскрасневшаяся Зиночка вошла, как песня.
– Что? – заулыбалась она. – Не успели всё схомячить?
– Садись, – улыбнулся я, – угощайся.
Торопливо просеменила Аля, поправляя волосы.
– Девчонки! Ой, тут еще и мальчишки!
– Завелись! – ухмыльнулся Зенков, оберегавший Машку свою ненаглядную.
– Лопайте! – выдвинул я программу-минимум, и подал пример отстающим. – Наташ…
Ивернева покивала, немного нервно, и начала:
– Девочки, помните Игоря Максимовича? Он заходил к нам перед Новым годом…
– А-а! – припомнила Светлана. – Так это же Мишин наставник!
– Его убили, – бухнул я, старательно нарезая хлеб.
Девичьи улыбки увяли.
– Ой… – Глаза Альбины повлажнели, набухая слезами и страхом. – Когда?
– Вчера на рассвете.
Я подробно изложил всю историю, и смолк. Намазал маслом изрядный кус батона, уложил сверху ломтики брынзы… Чайку бы еще… Но лень вставать.
– Ты их и ночью искал? – спросил Жека напряженным голосом.
– Искал… – неохотно признался я. – Одного, вроде, нашел. В Орехово-Зуево. С него и начну.
– Я с тобой! – выпалил сержант.
– Женечка… – пролепетала Маша.
– Маш, а если они на вас выйдут? – повысил голос Жека. – На тебя?
– Ну, не вышли пока! – решительно заявила Светлана, и пригорюнилась. – Максимыча жалко…
– Помянуть бы… – несмело молвила Наташа.
– Тащи! – велел я.
Спиртным мы не богаты, но початую бутылку токайского сыскали.
– Не чокаясь!
Приложились все, даже Маша – ей плеснули «Крем-соды».
– Девчонки… – я начал говорить, но горло будто сдавил кто. – Переночуете сегодня здесь, ладно? Никуда не выходить, никому не открывать. Постараюсь управиться за выходные… – перехватив взгляд Женьки, поправился: – Постараемся.
– Мы тоже… – заикнулась Тимоша.
– Нет, – отрезал я. – Вы еще слишком слабы и неопытны… – поболтав бутылкой, разлил вино «по чуть-чуть» – больше не было. – Вам нужно время… Не так уж много времени, не волнуйтесь. Мы и Жеку подтащим… М-м?
– А пуркуа бы и нет? – ухмыльнулся Зенков.
– Аллес гут, как папа говорит. Тимоша как-то мечтала вслух о ментальном осназе… Помнишь?
Зиночка зарумянилась.
– Но это же правильно! – воскликнула она, звонче, чем обычно. – Нам же видны жулики, хулиганы всякие, взяточники! Вот и будем их наказывать! Или исправлять!
– А я и не спорю, – улыбка у меня вышла не в тон поминкам. – Вы сможете, как невидимки, заходить в самые высокие кабинеты и… скажем так – наставлять их хозяев. В целом-то страна движется в верном направлении, курс на развитие вроде выдерживается. А что потом? Если вдруг кто-то, пускай даже из самых лучших побуждений, свернет на обочину светлого пути? Если опять станут накапливаться мелкие с виду ошибки, разрастаясь в ком больших проблем? Понимаете… Я всегда мечтал о корректировке. Но как исправить положение, не занимая высокую должность? Что ж мне, ждать еще лет тридцать, пока вскарабкаюсь на властный Олимп? Так ведь и десяти лет хватит, чтобы развалить Союз! А вот с вами, эгрегор вы мой, я этого не допущу. Пусть рулевой пыжится, крепко сжимая штурвал, не замечая, что взял на два румба вправо или влево, а мы незаметненько, одним пальчиком…
Девчонки заулыбались, глазки их разгорелись, внимая радужному многоцветью грядущего, а я перевел взгляд на Жеку, и качнул головой – пошли, мол.
Отпустили нас без слез…
Тот же день, позже
Московская область, Орехово-Зуево
– Девчонки тебя просветили? – улыбнулся я, сворачивая с Совхозной.
– Еще как! – фыркнул Зенков. – А Машка замучала уже! – он передразнил невесту тонким голоском: – «Ой, я тоже хочу, как они!»
– Пусть родит сначала, – заворчал я.
– Вот и я ей о том же! Ни в какую! «Вот Светке так можно! А мне так нельзя!» Еще и теснота эта… Снял однушку, по объявлению, а там комнатёнка – три на четыре!
– Жилищный вопрос я решу.
Зенков шумно вздохнул, бормоча:
– Ну-у… Это вообще будет… А то у Маши "период гнездования"…
Сбавив обороты, я выехал к месту назначения. Улочка, если можно так выразиться, успокаивала мирной тишиной и скромным благолепием. Домишки частного сектора выстроились в ряд, отгородившись крепкими заборами. Лишь буйные ветви яблонь выхлестывали поверх оград.
А по другую сторону вставали цеха старинной фабрики, сложенные из темного кирпича, и выглядевшие куда нарядней нынешних унылых коробок из бетона – тут вам и пилястры, и узорные арочки. Даже труба кочегарки, и та восьмигранная.
Я сдал назад, заезжая в проулок. Пошарил под сиденьем. Выудил замотанный в тряпицу «Стечкин», и молча протянул Жеке.