Отношения со Шведской короной катились в сторону войны с полной неизбежностью. И для шведов оказалась сюрпризом та военная мощь, которую смогло противопоставить им в поле Московское государство всего через несколько лет после тяжелого поражения в Ливонской войне. Дипломатические результаты новой русско-шведской войны[45] получили разные трактовки, однако положение России на международной арене она в любом случае улучшила: неприятеля принудили уступить древние области Новгородчины, потерянные Россией при Иване IV.
Многообещающим выглядело кавказское направление. Здесь сами собой, без значительных усилий со стороны правительства, следовали яркие успехи (но только первое время; это везение прекратится относительно быстро). Иранский шах, изнемогавший в тяжелой борьбе с османами, договорился с Россией о своего рода русской сфере влияния на Кавказе. Иран и Московское государство стали союзниками. На Тереке появились царские крепости, занятые гарнизонами из русских дворян и стрельцов. Осенью 1588 года Кахетинское царство[46] во главе с государем Александром II присягнуло на верность царю Федору Ивановичу: христиане Кавказа искали в могучем северном соседе защитника от воинственных мусульманских держав, прежде всего от турок. Кроме того, кахетинский царь, делясь титулом и властью с Федором Ивановичем, получал значительную денежную сумму{80}. Несколько лет спустя Россия действительно оказала вооруженную поддержку Кахетии. В 1589— 1590 годах отряд Г. Полтева «привел под государеву руку» всю «Кабардинскую землю». В 1594 году князь А.И. Хворостинин, брат знаменитого полководца Дмитрия Ивановича Хворостинина, захватил и разрушил Тарки — столицу «шамхала» (правителя, недружественного союзникам России на Кавказе). Шамхал вскоре отбил город, но по соседству появилась новая русская крепость Койса.
Однако усилие России на Кавказе не могло быть продолжено новыми масштабными действиями: сил не хватало и на более важных направлениях. Дорого, видимо, стоивший поход Хворостинина должен был выглядеть в глазах московского правительства как чрезмерный расход воинских людей при общей нехватке людских ресурсов[47]. Для Москвы того времени Кавказ был «маленькой политикой», притом требующей серьезных затрат. Ради продолжения дипломатической игры боевыми средствами туда иногда отправляли воинские отряды. Там пытались закрепиться, надеясь на союзников, крепкие стены и небольшие гарнизоны. Но это продвижение было эфемерным, и гроза Смуты полностью оборвала связь России с Кавказом.
Удачей было, скорее, то, что московское правительство не стало увлекаться этим направлением и мудро ограничило объем сил, которые пошли на кавказские дела. Всерьез и по-настоящему покорением Кавказа наша страна получила возможность заняться лишь во второй половине XVIII — первой половине XIX столетия. А в царствование Федора Ивановича еще не сложились предпосылки к превращению кавказских пространств в большую политику для России.
Из этого реестра политических достижений России с 1587 по 1598 год нетрудно извлечь понимание политического стиля Б.Ф. Годунова. Он не изобретает новых решений[48]. Он твердо придерживается стратегии «наступления городами», инициированной еще аристократическим правительством в первые годы царствования Федора Ивановича. Он старательно избегает лобового столкновения с Речью Посполитой: это огромное, сильное государство видится самым серьезным противником на западе, и сил для открытого вооруженного противостояния с ним пока нет; приходится загораживаться Смоленском. Шведы выглядят слабее, и с ними можно — после длительной передышки — завести военный спор. Но только в том случае, если Речь Посполитая останется в стороне. С этой точки зрения Борис Федорович исключительно удачно выбрал время для единственной серьезной войны на западном направлении: поляки давили на Россию дипломатически, но «второй фронт» против нее не открыли. Самая страшная гроза нависает с юга. Нашествие крымцев по-прежнему, как при Василии III и Иване IV, несет в себе смертельную опасность для России. Борис Федорович и здесь осторожен — закрывается крепостями, ищет союзников, держит армию наготове… Направления, дававшие перспективу быстрого продвижения, скорого успеха, получали незначительную подпитку людьми и иными ресурсами. Тот же Кавказ и ту же Сибирь присоединяли крайне малые отряды воинских людей. В Сибири тогда не было силы, которая могла бы всерьез сопротивляться даже им. А вот кавказские приобретения оказались непрочными, и некоторое время спустя России пришлось от них отказаться.
47
На закате своего царствования Борис Федорович сделал еще одну попытку захватить Тарки. Чувство меры, присущее этому политику, на сей раз явно изменило ему. Он отправил на Кавказ большой отряд, в то время как воинские силы были насущно необходимы в коренной России, где разгоралась Смута, где ожидали новой войны с Речью Посполитой. Результат похода к Таркам был печальным: наша армия взяла город, потом отдала его, а по дороге домой подверглась разгрому. В конце XVI — начале XVII столетия Московское царство явно не располагало достаточными средствами, чтобы твердой ногой встать на Кавказе. Итогом кавказской политики того времени стал лишь напрасный расход сил.
48
За исключением, пожалуй, «Цесарского» направления русской внешней политики. В царствования Федора Ивановича и Бориса Федоровича Россия налаживает союзнические отношения со Священной Римской империей, часто принимает «цесарских послов», отправляет туда своих дипломатов. Московскому государству требовался крупный европейский «игрок» за спиной Речи Посполитой, способный оказывать России содействие в ее постоянном противоборстве с западным соседом. Род Годуновых интересовали матримониальные комбинации, которые могли бы связать их с одним из европейских монарших домов и обеспечить, так или иначе, их пребывание на высшей ступени власти даже в случае смерти Федора Ивановича и бездетности его супруги Ирины Годуновой. Габсбурги же искали сильного союзника в борьбе против турок; Россия в антиосманских военных проектах предпочла не участвовать (это было бы верхом политического авантюризма!), но реальную финансовую помощь оказала: в конце концов, султан являлся сюзереном худшего врага России — крымского хана. Борис Федорович Годунов смело и активно действовал и ради блага страны, и ради блага своего семейства. «Цесарская» политика — то направление, в котором он проявил себя как незаурядный дипломат. Тут он изобретал принципиально новые ходы, вел дела расчетливо, тонко, умно. Правда, во всех случаях, когда Б.Ф. Годунов строил лукавые и своекорыстные планы, направленные к приобретению выгод исключительно для собственного рода, он терпел поражение.