Нашим воеводам было над чем поразмыслить. Армия могла взять Нарву: бомбардировка причинила ее укреплениям колоссальный ущерб, гарнизон ее уменьшился и не получил какого-либо пополнения, а ратной силы русских полков хватило бы еще не на один приступ. Но при всем том положить у нарвских стен пришлось бы немало народу. К тому же подкрадывалась весенняя распутица. Лед на Нарове начал «портиться», фуражировка приносила все более скудные плоды, а подвоз разного рода припасов от Пскова или Новгорода был затруднен. Армия могла застрять под Нарвой в очень неприятном положении. Ну а Корела (современный Приозерск) располагалась весьма далеко от Нарвы — у северо-западных берегов Ладожского озера. Там русских полков пока еще не видели, серьезности положения Нарвы не представляли и, буде пришел бы из Нарвы приказ отдать крепость представителю Москвы, скорее всего, просто не стали бы его выполнять. Корелу можно было взять, лишь отправив туда еще одну армию… Требовать ее ключи у Горна в Нарве выглядело, думается, нереалистично.
Вероятно, сыграло роль еще одно соображение, которое могло прийти в голову самого царя — скорее, чем в головы его воевод. Ивангород, Копорье, Ям — старинные русские волости. Тут жили свои, братья по вере. А Нарва, пусть и была под властью государя Ивана Васильевича в течение двух с лишним десятилетий, все-таки оставалась чужим городом — иноверным, иноязычным. Федор Иванович, как и все крепко верующие христиане, понимал: успех любого военного предприятия — «в руце Господней». Корысть от получения Нарвы Русским царством весьма велика. Но найдет ли Бог в этой корысти достаточное оправдание для православного государя за новое пролитие христианской крови? А ведь придется положить еще сотни, если не тысячи православных бойцов на новых приступах. Да и на противоположной стороне — хоть и «латынники», «прескверные люторы», а все-таки христиане… В результате же Царь Небесный, «по грехом» царя земного и его воинства мог все-таки отдать победу неприятелю. Тогда и те уступки, которые ныне скрепя сердце делают шведы, окажутся безвозвратно потерянными. Так разумно ли и дальше испытывать Его милосердие?
25 февраля государь Федор Иванович и шведское командование заключили перемирие сроком на год. По его условиям шведы отдали Ивангород и Копорье — в придачу к уже занятому русскими войсками Яму. Почетное назначение ивангородским воеводой и поручение вести в дальнейшем переговоры со шведами получил И.И. Сабуров — начальник грозной русской артиллерии[102]. Небольшой русский отряд под командой Ивана Годунова с конца января блокировал крепость Копорье и теперь занял ее.
Армия возвращалась домой с победой. Хотя и не удалось добыть Нарву, но огромная территория от южного побережья Невы до Наровы была возвращена России. Русские православные люди опять оказались в составе русской православной державы. Кроме того, от нашего воинства отлетел печальный дух последних лет Ливонской войны. Череда тяжелых поражений того несчастливого времени надломила волю к победе, создала, думается, своего рода «ливонский синдром». Теперь с этим было покончено. Шведы сопротивлялись отчаянно, однако русские «городки» оказались принуждены сдать.
Государь Федор Иванович, единственный раз за всю жизнь вышедший с войсками в поход, за несколько месяцев повидал и большой успех, и большую кровь. Был со своими войсками, воодушевлял их личным присутствием, вероятно, влиял на принятие важнейших тактических решений. Во всяком случае, за спокойным и разумным решением не рисковать новыми штурмами, взяв два русских города у шведов и заплатив за них цену пороха и ядер, а не цену крови, чувствуется воля царя-миролюбца.
1 марта государь отправился в Новгород, где ждала его любимая супруга, а к началу апреля был уже в Москве{174}. Как православный монарх, Федор Иванович исполнил свой долг до конца.
Хождение царя Федора Ивановича на войну завершилось благочестивым деянием, явившимся, как и поход на шведов, своего рода оплатой долгов, сделанных его отцом, Иваном Васильевичем.
102
Этот русский полководец пробудет на воеводстве всего несколько месяцев перед кончиной. Вероятно, сказалось тяжелое ранение, полученное им при штурме нарвских стен 19 февраля 1590 года.