— Ты со мной. Что-то мы теряем, но что-то и находим.
Гарри замолчал.
— Поэтому ты и любишь меня, — возразил он, — за моё воображение.
— Лучше сказать: за бешеный, неукротимый энтузиазм.
— Думаю, между этим можно поставить знак равенства. Ну, так как?
— Сложно будет найти достойный персонал для школы-пансиона.
Гарри встрепенулся.
— Ну вот, что думаешь, как играет этот парень?
— Профессионал.
— Отлично! — воскликнул Гарри и рванул к итальянцу со скрипкой. Северус не успел даже раскрыть рот.
Потолковав о чем-то со скрипачом, Гарри вернулся.
— Закончил колледж в Барселоне. По специальности не может устроиться уже четвёртый месяц. По утрам работает грузчиком в порту. Теперь готов быть хоть бременским музыкантом и бродяжничать вместе с нами по улицам. Не женат, детей нет. Чем тебе не первый кандидат?
— Ты, что, отдал ему все свои деньги?
— Я ведь не голодаю, а ему сейчас нужнее.
Они молча шли по набережной. Море волновалось. Белые соляные брызги взметались в воздух и, затрепетав, падали на землю.
— Глазам не верю!
Гарри с удивлённым вскриком бросился к газетному киоску. О чём-то потолковав с продавцом и взмахнув купленным журналом, он прибежал обратно.
— Смотри!
Он развернул свежий номер “Music Awards” и ткнул его Северусу. Тот, удивлённо приподняв брови, взял журнал у Гарри из рук. На обложке был запечатлён Драко Малфой в чёрной футболке и чёрной же кожаной куртке, рваные пряди его волос, ещё сильнее выбеленных краской, падали ему на глаза, и Драко смотрел в камеру из-под косой чёлки. Он улыбался свежей, искренней улыбкой, а за ним стояли трое викингов — высоченных, небритых блондинов с крутыми плечами и тоже в кожаных куртках.
— Grosse Meister — kleine Schwächen. Новый композитор рок-группы “Goldberg”, — прочитал Северус и быстро пробежал глазами статью. — Скрипач, учился в Королевском Музыкальном колледже… Знакомство с Густавом Бауэром в клинике для наркозависимых… лечился от игромании… поразительный талант… новое слово в рок-музыке… Соло электроскрипки… концерт в Берлине… рекордная продажа билетов…
Северус поднял голову. Гарри отобрал у него журнал и принялся тоже читать.
— Его в Германии на руках носят. Видишь? Видишь? Всё было не зря! — воскликнул он с жаром и тряхнул смятым в кулаке журналом. — А эти слова по-немецки — что они значат?
— Большой мастер — маленькие слабости, — ответил Северус, всё ещё не сводя глаз с обложки и задумчиво улыбаясь.
— Спасибо, — сказал он вдруг.
Гарри поймал его взгляд, в котором читалась благодарность и затаённая нежность.
— Я-то здесь причём? Он сам играл, — Гарри кивнул в сторону журнала, — во всех смыслах этого слова. — Он посерьёзнел. — Я мог устроить ему кучу неприятностей — это верно. Но в этих его приключениях я уже не виноват.
— И всё же ты был одним из тех, кто дал ему шанс на новую жизнь. На перерождение, если хочешь. Возможно, его ждёт ещё не одна смерть, но разве у людей есть что-нибудь, кроме смерти?
— Вера, что всё было не зря, — повторил Гарри.
Он добавил:
— Этот Бауэр в клинике тоже оказался не просто так. Наверняка кокаин нюхал. Поэтому у твоего Драко ещё может быть уйма проблем. Он ищет что-то, и мы не сможем спасти его. Я уверен, пока его будут воспевать или поливать говном, жизнь его будет мучительной и полной боли, но, возможно, — только возможно, — что он и правда сделает что-то настолько большое, что его игромания будет выглядеть только милым чудачеством гения, как это случилось с Достоевским. Знаешь, что мне сказала продавщица? «Гений». Это жалкое и затрёпанное слово! Слово-любимец, ручной пёсик восторженных девчонок и школьных учителей. Они велят ему: «Фас!» Я так и не знаю, что оно стоит и сколько должно вместить сердце, чтобы стать великим и хотя бы на миг уловить дыхание бессмертия.
Гарри вытащил из кармана своей рыбацкой куртки яйцо в синюю крапинку и протянул на ладони. При ближайшем рассмотрении яйцо превратилось в исчирканную шариковой ручкой, скомканную бумажку. Гарри спрятал её в своём большом кулаке, а потом снова раскрыл ладонь. Его щёки порозовели, как весенний закат.
— Scribo ergo sum, — сказал он.
В его потемневших глазах Северус видел печаль и усталость. Он догадывался, что Гарри всё ещё страдал из-за гибели Колина и Сириуса Блэка, и ещё раз пообещал себе, что уж этой правды Гарри никогда не узнает. Он протянул руку, но ветер вырвал из пальцев Гарри бумагу, и та улетела в море. Море поглотило листок — белая бумага стала белой пеной, а синие слова — синей водой. Сильный ветер трепал волосы, и мизерикорд в простых чёрных ножнах бил по бедру. На мгновение показалось, что Гарри стоит здесь в одиночестве и что Северуса нет рядом и никогда не было, а Гарри сам, словно бог, создал его из любви. Ужас обуял его, а потом он улыбнулся сам себе. Как бы он смог пройти свой путь один? Гарри и Северус молча смотрели на бушующие пустые волны.