Разумеется, при том, как был к этому времени поставлен в России сыск и распространены доносы, Петр все это знал.
Есть все основания предполагать – именно в 1715 году Петр мог ясно представить себе, что «предатели и мошенники» в атмосфере массового недовольства и усталости, объединившись вокруг законного наследника престола и обладая финансовыми ресурсами, сравнимыми с государственным бюджетом, представляют реальную опасность.
«Воинский артикул», оформленный в этом году, как мы видели, свидетельствовал о далеко не полной уверенности в надежности армии.
Именно в этот период, как вскоре выявило следствие, самые влиятельные для общественного сознания фигуры (князь Яков Федорович Долгорукий, фактический глава Сената и старейшина мощного родового клана, и глубоко почитаемый в армии и в среде еще достаточно влиятельной родовой знати фельдмаршал Шереметев), человечески и политически симпатизировавшие наследнику, стали тщательно конспирировать свои контакты с ним. Они понимали, что все, кто так или иначе связан с Алексеем, находятся под пристальным наблюдением.
Мы знаем, что нет оснований говорить о существовании реального заговора. Но попытаемся поставить себя на место Петра и взглянуть на зловещую картину его глазами.
«Не знаю, кому теперь верить, всё задумано, чтобы меня погубить, кругом одни предатели».
На этом фоне и появилось роковое письмо отца сыну в октябре 1715 года.
Личность и стиль жизни Алексея, характер взаимоотношений отца с сыном – вся мрачная картина, нарисованная в письме, не выдерживает проверки конкретным фактическим материалом, в первую очередь сохранившейся деловой перепиской (многие десятки писем!) Алексея и Петра, равно как и полным отсутствием соответствующих свидетельств осведомленных современников, главным образом иностранных дипломатов, внимательно наблюдавших за ситуацией в российских верхах.
Сочиненный Петром исторический документ, заложивший основы бытующего по сей день мифа, есть, собственно, грозное предписание самодержца современникам и потомкам: как до`лжно трактовать причины предопределенной трагедии.
Это удивительный документ, обращенный не столько к непосредственному адресату, сколько к городу и миру.
Роковое письмо – не что иное, как продуманное оправдание уже решенной расправы с «непотребным сыном», законным наследником, единственным, кого «предатели и мошенники» могли в кризисный момент – военных неудач или внутренних неурядиц – противопоставить ему, носителю абсолютной власти.
Этот фантастический документ свидетельствует, что в октябре 1715 года судьба Алексея была уже решена.
Глава 2
Миф о «непотребном сыне» и реальная жизнь царевича Алексея Петровича
27 октября 1715 года на похоронах кронпринцессы Шарлотты, жены наследника российского престола царевича Алексея Петровича, царь Петр публично вручил царевичу документ под названием «Объявление сыну моему», датированный 11 октября того же года.
Прошу внимательно прочитать этот текст, потому что в дальнейшем нам придется вспоминать его основные утверждения.
Понеже всем известно есть, что пред начинанием сея войны, как наш народ утеснен был от Шведов, которые не толико ограбили толь нужными отеческими пристаньми, но и разумным очам к нашему нелюбозрению добрый задернули завес и со всем светом коммуникацию пресекли. Но потом, когда сия война началась (которому делу един Бог руководцем был и есть), о коль великое гонение от сих всегдашних неприятелей, ради нашего неискусства в войне, претерпели, и с какою горестию и терпением сию школу прошли, дондеже достойной степени вышереченнаго руководца помощью дошли! И тако сподобилися видеть, что оный неприятель, от котораго трепетали, едва не вящее от нас ныне трепещет. Что все, помогающу Вышнему, моими бедными и прочих истинных сынов Российских равноревностных трудами достижено. Егда же сию Богом данную нашему отечеству радость разсмотряя, обозрюсь на линию наследства, едва не равная радости горесть меня снедает, видя тебя наследника весьма на правление дел государственных непотребнаго (ибо Бог не есть виновен, ибо разума тебя не лишил, ниже крепость телесную весьма отнял: ибо хотя не весьма крепкой природы, обаче и не весьма слабой); паче же всего о воинском деле ниже слышать хощешь, чем мы от тьмы к свету вышли, и которых не знали в свете, ныне почитают. Я не научаю, чтоб охоч был воевать без законный причины, но любить сие дело всею возможностию снабдевать и учить: ибо сия есть едина из двух необходимых дел к правлению, еже распорядок и оборона. Не хочу многих примеров писать, но точию равноверных нам Греков: не от сего ли пропали, что оружие оставили, и единым миролюбием побеждены, и желая жить в покое, всегда уступали неприятелю, который их покой в нескончаемую работу тираном отдал? Аще кладешь в уме своем, что могут то генералы по повелению управлять; но сие воистину не есть резон: ибо всяк смотрит начальника, дабы его охоте последовать, что очевидно есть: ибо в дни владения брата моего, не все ли паче прочаго любили платье и лошадей, и ныне оружие? Хотя кому до обоих дела нет, и до чего охотник начальствуяй, до того и все; а от чего отвращается, от того и все. И аще сии легкие забавы, которые только веселят человека, так скоро покидают, колми же паче сию зело тяжкую забаву (сиречь оружие) оставят!