– То пани пулковникова пендзи за своим старым менжем, – острит польский пахолек, не поспевающий за Палиихой.
– Ни-ни! То она за московским подьячим, что грамоту от царя привез, – острит юный Чуйкевич.
Мазепа и его хорошенькая крестница, напротив, преследуют черно-бурую лисицу, которая, едва ускользнув от пастей гончих, перемахнула через овраг и наткнулась на гетмана с его миловидной наездницей. Вот-вот настигнут они выбившуюся из сил жертву, все меньшее и меньшее пространство отделяет их от бедного зверя. Вот-вот изнеможет лисичка… Но близко и спасительный лес…
Мазепа, грузно навалившись к луке, забыв подагру и хирагру, уже наводит свою двустволку на истомившегося зверя и прищуривает лукавый глаз…
– Не треба, таточку, не треба! – испуганно шепчет рядом скачущая Мотренька.
Мазепа нежно оглядывается на нее, опускает свою дубельтувку…
– Чого, Мотренька, не треба?
– Не бийте, тату, лисички!
– Ну, серденько, як же ж можно!
И ужасная дубельтувка опять наводится на бедную лисичку; сивый гетманский конь, почуяв остроги у боков, прибавляет роковой рыси… Ох, не уйти лисичке!
Мотренька не отстает от Мазепы… Вот-вот грянет дубельтувка!
– Тату! Тату! Я заплачу! – молится Мотренька и трогает гетмана за плечо.
Гетман опускает дубельтувку, коротенькую двустволку, вскидывает ее за плечи и пускает поводья коня. Лисица скрывается в ближайшем подлеске.
– Добрый! Любый татуню! – И Мотренька, перегнувшись на седле, ласково обнимает старого гетмана.
Мазепа сначала как бы отшатывается от девушки, но потом руки его обвиваются вокруг стана хорошенькой спутницы, и он, припав своими сивыми усами к пунцовой щечке, страстно шепчет:
– Серденько мое! Квите мий рожаный! Мотренько, моя коханая!
– Ох, тату, яки у вас вусы холодни, – отстраняется девушка.
– Люба моя! Зоренька ясная! Ясочка моя!
– Ох, щекотно, тату… буде вже, буде…
– Мотренько! Рыбко моя! Я не хочу без тебе…
– Буде, тату, буде!.. Ой, вусы!
Девушка не понимала, что с ней делается. Ей казалось, что это холодные усы гетмана щекочут ее пылающие щеки; но отчего же и в сердце как-то не то щекотно, не то страшно?.. А тато такой добрый – лисичку не убил… Надо татка ласкать, целовать… Да он и хорошенький такой! Мороз подрумянил его бледные щеки, сивые усы такие славные, хотя и холодные, и глаза добрые, и весь он добрый, лисичку простил… Он всегда был добрый: и в монастырь ласощи возил, и Мотреньку на колени сажал, про горобчика рассказывал…
Не успел он опомниться, как из ближайшей балки показалась красноверхая шапка массивной Палиихи.
– А он, тату, и пани полковникова, – шепчет девушка, оправляясь на седле.
– А! Черт несе сего Голиафа[59] в юнци! – ворчит Мазепа.
А у Палиихи в тороках уже болтается огромный серый волк.
– Як ваша работа, пане гетмане? – спрашивает Палииха, грузно опираясь на седло. – Я вже вовка сироманця, мов татарина, у полон взяла.
– Добре, добре, пани… А мы ничего ще не взяли…
– Ми лисичку впустили, – пояснила Мотренька.
– Так зайчика пиймаете, – улыбнулась Палииха.
Наезжают другие охотники со всех сторон. У кого в тороках заяц болтается, у кого лиса, у кого серая остромордая сайга. Начинается оживленный говор, похвальбы, рассказы о небывалых случаях. А вдали все еще то протрубит рог, то дружно затявкают собаки, то раздастся глухой выстрел…
Около гетмана уже большой кружок не только дворской молодежи, но и знатной войсковой старшины: Филипп Орлик, генеральный писарь, Апостол Данило, миргородский полковник, Павло Полуботок, полковник черниговский, молодой Войнаровский, полковник полтавский Иван Искра и другие.
– А! И у пана писаря лисичка, – обращается пани Палиева к Орлику, серьезное лицо которого и задумчивые серые глаза, казалось, говорили, что он тут не по своей воле, а так, из политики. – Яка добра лисичка…
– А у пани добрый вовк, – лаконически отвечает серьезный Орлик.
– Симилия симилибус[60],– добродушно замечает Мазепа.
– А панови гетманови василиска не достае? – платит тем же находчивая Палииха.
Из лесу скачет казак в ушастой волчьей шапке и что-то машет руками. Это Охрим, уже знакомый нам, любимый хлопец старого Палия. Он приближается к панам и на всем скаку осаживает коня.
– Ты що, хлопче? – спрашивает Палииха.
– Там, у лиси, пани маточка, наши хлопцы самого Карлу застукали, – радостно отвечает Охрим.