Нет, не ошиблась она. Овчина Иван, ее верный слуга, скользит тихо-тихо по аллеям темного монастырского сада, желая охранять келью, где спит она, госпожа и повелительница его.
– Ты, Ваня? – спрашивает княгиня слугу.
– Княгинюшка светлая… Ты… не спишь? – смешавшись почему-то, еле выговорил этот могучий, статный витязь, сейчас робеющий, словно ребенок.
– Не сплю… Мои все заснули… А мы с Аграфеной вот сидим под окошечком, тоскуем. Подойди, покалякаем.
Он подошел… Поговорили немного. Там Аграфена и окно закрыла. Обе улеглись на покой.
Только Иван Овчина еще долго бродил по темному саду, не находя сна…
Утром княгиня Елена все святыни обошла монастырские, везде приложилась… Схимник, старец Савватий, благословил ее, просфорой одарил, напророчил много хорошего…
Весела и радостна приехала княгиня домой.
Все добрые приметы да пророчества ей были по пути.
Скоро и сам князь великий Василий Иванович просиял, порасцвел, словно моложе лет на тридцать стал… И 25 августа 1530 года весело зазвонили все колокола московские, оповещая мир о радости великокняжеской, о рождении первенца, нареченного по деду – Иваном, четвертым в роду князей московских.
Забыл государь всю немочь, за последнее время одолевшую его, и крамолу боярскую, которая нет-нет да и подымет голову, словно василиска-змея, из-под пяты… И все нелады и прорухи на литовской, на татарской границе… Все забыл, ходит светел, радостен… Богатыми дарами одарил кого только мог… Мамкой княжичу назначил все ту же Аграфену… Крестины справил – миру на удивленье. Быки целые жареные на площадях для народа стояли, вина и меду бочки были выкачены из погребов… А в княжеском дворце – дым коромыслом две недели шел…
Любимые монахи из Иосифовой Волоколамской обители Кассиан Босый и Даниил Переяславский были восприемниками княжича от купели, отцами его духовными назначены и приняли с рук на руки, на убрус белый от самого митрополита.
И не только люди, сама земля русская приняла, казалось, участие в великом событии: в позднюю осеннюю пору грозы пронеслись над Русью надо всей… Земля во многих местах колебалась именно в тот день и час, как родился великий княжич Иван Васильевич.
– Грозный будет волостель! – толковали при этом, покачивая головой, старые люди. А молодые веселились и радовались.
И немолчно звенел-разносился малиновый звон над Москвой златоглавою…
Роковая охота
Год 7041 (1533) 22 сентября – 4 декабря
Тихим осенним утром 22 сентября выехал из Москвы государь великий князь Василий Иоаннович к Волоку-Ламскому, в гости к дворецкому своему Тверскому и Волотскому, к Шигоне, да в монастыри заглянуть в попутные, да поохотиться.
Чует Василий, что засиделся в душных покоях кремлевских, теремных, натрудил голову думами государскими, счетами да расчетами, заботами хозяйственными и семейными. Николка Люев да Феофил-фрязин, оба лекаря царских, одно говорят:
– Обветриться бы надо, государь…
Кроме челяди охотничей, ловчих, сокольничьих, псарей и выжлятников, много бояр ближних и воевод поехало на охоту с царем.
И оба брата царские тут же: Андрей да Юрий Ивановичи, хотя последнему что-то не доверяет старший брат.
Из бояр – Иван Васильевич Шуйский, Димитрий Федорович Бельский, князь Михайло Львович Глинский и многие другие, блестящей вереницей, кто верхом, кто в колымагах и каптанках, едут в царском поезде.
Из молодых бояр здесь скачут на аргамаках, кроме неизменного Овчины, два князя Димитрия: Курлятев и Палецкий; Кубенский князь Иван; Федор Мстиславский, племянник государя, и многие другие. Иван Юрьевич Шигоня с братом Михайлой тоже в поезде и прихватили трех дьяков про всякий случай: Цыплятева Елизара, Колтыря Ракова и Афанасия Курицына, кроме двух «ближних» дьяков царских Григория Никитича Путятина и Федора Мишурина и стряпчего Якова Мансурова. Да всех не перечесть.
Государыня Елена с трехлетним Ваней и годовалым Юрой в крытом возке большом едут. Боярыни ближние с ними: Анастасия Мстиславская, Елена да Аграфена Челяднины, золовка да невестка; Федосья Шигонина, Аграфена Шуйская, сама княгиня Анна Глинская, матушка Елены. И веселы, рады все, что из душных светлиц своих вырвались: так и стрекочут всю дорогу.