- Значит, в главном мы согласны. Думаю, пришло время поговорить с Декадо.
- Не следует ли сначала убедиться окончательное, отец настоятель? спросил Балан.
- Жизнь ни в чем не убеждает нас окончательно - кроме того, что все мы смертны.
5
Уже час как прозвучал сигнал к тушению огней - улицы Дренана опустели, затих огромный белый город. Луна в своей третьей четверти висела в ясном небе, и ее отражение осколками дробилось в омытых дождем булыжниках Столбовой улицы.
Из тени высокого здания вышли шестеро. На них были надеты черные доспехи, и черные шлемы скрывали их лица. Быстро и целеустремленно зашагали они ко дворцу, не глядя ни вправо, ни влево.
Двое полулюдов с тяжелыми секирами преградили им путь, и шестеро остановились. Шесть пар глаз воззрились на полулюдов - и полулюды, взвыв от боли, бросились бежать.
Множество взглядов следило за шестерыми из-за ставен и плотно задернутых занавесок - они ощущали эти взгляды и чувствовали, как по мере узнавания любопытство сменяется страхом.
Они шли молча и наконец остановились у ворот. Заскрежетал засов, распахнулись тяжелые створки, часовые склонили головы, и шестеро в черных доспехах прошли во двор, а оттуда - в освещенный чадящими факелами коридор с многочисленной стражей. Завидев шестерых, все отступали в сторону и отводили глаза. В торце коридора открылись двойные двери из дуба и бронзы. Предводитель вскинул руку - пятеро повернулись кругом и застыли у дверей, опустив руки в черных перчатках на выточенные из черного дерева эфесы мечей.
Предводитель вошел, подняв забрало.
Как он и полагал, первый министр Цески Ээртик ждал его один за письменным столом. Министр поднял темные глаза с тяжелыми веками.
- Добро пожаловать, Падакс, - сухо, с отзвуком металла произнес он.
- Приветствую вас, советник, - улыбнулся Падакс - высокий, с квадратным лицом и глазами серыми, как зимнее небо. Несмотря на полные чувственные губы, лицо его нельзя было назвать привлекательным. Что-то странное таилось в его чертах, какой-то неуловимый изъян.
- Император нуждается в ваших услугах. - Ээртик встал из-за дубового стола, прошелестев темным бархатным одеянием. Этот звук напомнил Падаксу шелест змеи в сухой траве, и он снова улыбнулся.
- Я всегда готов служить императору.
- Он знает, Падакс, - и знает, что вы цените его щедрость. Некий человек замыслил против императора зло. Нам сообщили, что сейчас он где-то на севере. Император желает взять в плен или убить его.
- Тенака-хан.
- Так вы знаете? - изумленно раскрыл глаза Ээртик.
- Как видите.
- Можно спросить, откуда?
- Нельзя.
- Этот человек - угроза для империи, - скрывая раздражение, сказал Ээртик.
- Можете считать его покойником, как только я отсюда выйду. Известно вам, что его сопровождает Ананаис?
- Нет, неизвестно, но теперь, когда вы сказали об этом, тайна прояснилась. Считалось, что Ананаис умер от ран. То, что они вместе, представляет какое-то затруднение для вашего ордена?
- Нет. Один, двое, десяток, сотня... какая разница? Против моих храмовников им не устоять. Утром мы отправимся в путь.
- Требуется ли от меня какая-либо помощь?
- Да. Через два часа пришлите в Храм ребенка. Девочку моложе десяти лет. Необходимо совершить определенные религиозные обряды. Я должен приобщиться к силе, что держит Вселенную.
- Будет сделано.
- Храмовые постройки обветшали. Я подумываю о том, чтобы присмотреть другой храм - побольше.
- Император придерживается того же мнения. К вашему возвращению я разработаю кое-какие планы.
- Передайте мою благодарность властелину Цеске.
- Непременно. Да будет ваш путь легок, а возвращение радостно.
- На все воля Духа. - Падакс опустил забрало черного шлема.
Настоятель стоял у стрельчатого окна и смотрел на висячий сад. Двадцать восемь братьев преклонили колена перед розовыми кустами. Несмотря на раннюю пору года, розы пышно цвели, и аромат их наполнял воздух.
Настоятель закрыл глаза, воспарил над телом, слетел в сад и опустился около стройного Катана.
Разум Катана раскрылся ему навстречу, и они вместе проникли в хрупкие стебли и сосуды растения.
Роза - красная роза - приветливо приняла их.
Оставив Катана, он подключился к следующему брату. И так - ко всем двадцати восьми.
Только роза Балана еще не расцвела - но бутоны уже набухли, и она ненамного отставала от остальных.
Он вернулся на башню, открыл глаза и глубоко вздохнул. Провел рукой по вискам и перешел к южному окну - на той стороне располагался огород.
Там, стоя на коленях в рыхлой земле, работал монах в грязном буром облачении. Настоятель спустился по винтовой лестнице, ступил на отмытые дочиста плиты дорожки и сошел по каменным ступеням в огород.
- Привет тебе, брат, - сказал он. Монах поднял глаза и поклонился.
- Привет тебе, отец настоятель.
Настоятель опустился на каменную скамью.
- Продолжай. Я не хочу прерывать твои труды.
Монах вернулся к очистке земли от сорняков - руки у него почернели, и ногти растрескались.
Настоятель огляделся. Огород был ухожен, орудия хорошо наточены, дорожки прополоты и подметены.
Он перевел любовный взгляд на садовника. Как же он изменился с того дня, пять лет назад, когда явился сюда и сказал, что хочет стать монахом. Тогда на нем были блестящие доспехи, на поясе - два коротких меча, а на перевязи, пересекающей грудь, - три кинжала.
- Почему ты хочешь служить Истоку? - спросил его в тот день настоятель.
- Я устал от смерти.
- Ты живешь, чтобы убивать, - сказал настоятель, пристально глядя в настороженные глаза воина.
- Я хочу стать другим.
- Ты ищешь убежища? - Нет.
- Почему ты выбрал наш монастырь?
- Я... я молился...
- И получил ответ?
- Нет. Но я шел на запад, а после молитвы передумал и повернул на север. И пришел к вам.
- Ты думаешь, это и есть ответ?
- Я не знаю, - ответил воин. - А ты?
- Ты знаешь, что это за орден?
- Нет.
- Наши братья наделены особым даром и обладают властью, тебе недоступной. Вся жизнь их посвящена Истоку. А что можешь предложить ты?
- Только себя. Свою жизнь.
- Хорошо. Я приму тебя. Но выслушай меня и запомни: ты не должен общаться с другими братьями. Не должен появляться наверху. Ты будешь жить внизу, в хижине работника. Ты снимешь с себя оружие и никогда больше не коснешься его. Ты будешь исполнять черную работу и проявлять полное послушание. Тебе запрещается заговаривать с кем-либо - дозволено только отвечать на мои вопросы.