– Благодарю вас! – прокричал Владиславу командовавший наемниками капитан. – Если бы не вы, мы бы остались там все!
– Почему он так кричит? – удивился принц, глядя на окровавленного немца.
– Кажется, он потерял слух, – пояснил кто-то из солдат, поддерживающих своего командира.
– А где ваши мушкетеры? – спросил не отстававший сегодня ни на шаг от своего приятеля Казановский.
– Там, ваша милость, – махнул рукой немец в сторону русских редутов, – мало кто из них смог вернуться из этого пекла.
Когда гусары и уцелевшие пикинеры отошли, взбешенный коварством московитов де Мар снова приказал открыть огонь по, казалось бы, уже подавленным редутам. Побаивающиеся его крутого нрава пушкари споро заряжали свои орудия и посылали в сторону неприятеля ядро за ядром. Однако на этот раз русская артиллерия не стала молчать, а принялась энергично отвечать. Несмотря на то что калибр орудий у нее серьезно уступал монстрам де Мара, их было значительно больше, и скоро они просто засыпали польские позиции своими снарядами. Импровизированный бруствер из заполненных землей мешков не смог долго сопротивляться такому напору. Вскоре от него остались одни воспоминания, а русские ядра покалечили нескольких пушкарей. Наконец, одно из них угодило прямо в готовую к выстрелу пушку и разбило ей лафет.
– Что вы стоите, канальи? – вызверился француз на прячущихся от обстрела польских пехотинцев. – Немедленно восстанавливайте шанцы, иначе мы не сможем вести огонь!
Впрочем, русская стрельба тоже скоро стихла, и над полем боя застыла напряженная тишина.
– Кажется, у них все-таки не хватает пороху, – немного сконфуженно сказал гетману королевич, когда они с Казановским вернулись на холм.
– Думаю, да, – тут же согласился с ним Ходкевич, – в противном случае они раскатали бы ваших людей. Вы заметили, что московитская картечь летит гораздо дальше обычной?
– Разве? – картинно удивился фаворит. – Мне, право же, так не показалось.
– Какие у вас потери? – не принял его тона гетман.
– Они совсем не велики: три товарища[58] убиты, двое ранены, однако смогли удержаться в седле. Под несколькими пали лошади, но в целом…
– Ясновельможный пан, – едко прервал его Ходкевич, – я прекрасно знаю, как составляются отчеты о потерях, но мне нужно знать истинное положение дел. Сколько вы всего потеряли в бою, включая пахоликов, почтовых и всех кто бы с вами ни увязался!
– Более полусотни, – тяжело вздохнул Владислав.
– Мои гусары под Клушино потеряли меньше!
– Но герцог вывел в поле кавалерию и почти истребил нашу пехоту!
– Вы все правильно сделали, ваше высочество, – смягчился гетман, – однако же вам следовало послать на помощь пехоте не гусарские, а казачьи хоругви. После того как они прогнали рейтар, их можно было бы спе́шить и еще раз атаковать. Возможно, эта попытка стала бы более удачной.
– Но это и сейчас не поздно, – оживился королевич, – тем паче что пушки мекленбургского дьявола снова замолчали.
– Мы так и сделаем, но при одном условии.
– Каком же?
– Вы останетесь здесь и больше не полезете в драку.
Чуть в стороне за боем с интересом наблюдала до крайности странная группа. Трое из них были одеты по-европейски и наблюдали за боем в зрительную трубу, по очереди передавая ее друг другу. Чуть поодаль сидел краснолицый толстяк в довольно замызганном кунтуше, поминутно прикладывавшийся к баклаге, а рядом с ним двое молодых людей, одетых как шляхтичи.
– А что, пан Мондье, – отвлек переговаривавшихся между собой французов толстяк, – ведь, пожалуй, эти разбойники разбили пушки пана де Мара?
– Сколько раз вам говорить, месье Криницкий, – немного раздраженно отозвался старший из них, коверкая польские слова, – мое имя есть де Бессон! Впрочем, вы правы: артиллерия месье де Мара пока что приведена к молчанию.
– Посмотрите, – воскликнул один из шляхтичей, оказавшийся Яном Корбутом, – наши строятся для новой атаки!
– Держу пари, – буркнул в ответ один из французов, – что это наступление кончится тем же!
– Месье Бессон, – второй шляхтич обратился к французу таким мелодичным голосом, что всякий признал бы в нем все еще одетую в мужской наряд прекрасную панну Агнешку, – как вы думаете, наши одержат верх?
58
Товарищ – звание польского гусара, ибо предполагалось, что они равны происхождением и доблестью друг другу.