– Ну, здравствуй, Андрей Семенович, – поприветствовал я его, выходя из-за занавеси, – давно хотел с тобой познакомиться, да все как-то недосуг было.
– И тебе здравия, государь, – бухнулся Строганов в ноги, сообразив, кто перед ним.
– Встань, – поморщился я, – или тебе неведомо, что не люблю я такого?
– Обычай, – немного виновато отозвался он, поднимаясь, – от отцов-дедов заведено. Прости, государь, если по скудоумию своему тебя разгневал.
– Не прибедняйся: уж в чем в чем, а в скудоумии ваша семья не замечена. Да и богатство к дуракам не идет. Во всяком случае, надолго…
– Бога гневить не буду, великий государь, есть и умишко и какой-никакой достаток, – зачастил купец, понявший, откуда ветер дует. – Не дали твои люди собраться как следует, а уж мы для твоей царской милости привезли двадцать тысяч рублей серебром да пушнины – одного соболя сто двадцать сороков…
– Да не торопись, Андрей Семенович, успеешь еще с дарами своими. Завтра чин чином придешь с людьми к Золотому крыльцу, оттуда вас в Грановитую палату проводят, там все и объявишь. А я тебя за службу верную пожалую. Кстати, чем хочешь, чтобы пожаловал? Говори, не стесняйся!
– Слово твое ласковое услышать, великий государь, – и не надо нам, твоим верным холопам, ничего более.
– Ну, этого добра у меня хоть отбавляй. А может, для дела что нужно? Ну, не знаю… может, шапку боярскую…
– Да господь с тобой, милостивец, – испугался Строганов, – на что оно нам, боярство-то?
– Да я не настаиваю. Просто мало ли, вдруг хочешь.
– Нет, царь-батюшка, не надобно нам сего. Ты вот назвал меня, холопа своего, с вичем[41], так мне той чести и довольно. Вот если бы…
– Если бы что?
– Вот если бы ты дозволил подати не на местах платить, а напрямую тебе, вот за это я бы еще раз земно поклонился.
– А что так?
– Да ты не думай, государь, казне твоей порухи не будет, просто так нам легче. А уж как ты решишь, так на все твоя царская воля.
– Ладно, подумаю я…
– Благодарствую, милостивец!
– Да пока не за что. Ты вот лучше расскажи, слышал ли ты, что я во всех пределах царства нашего велел искать места, где можно руду добывать, железную или медную?
– Слышал, государь, как не слыхать. Да только наказал нас Господь: нету в наших местах такого. Уж как мы ни искали, каких только рудознатцев ни звали… Хлебушко у нас родит, лен есть, соль вот еще добываем, а ни железа, ни меди не дал нам Бог.
– Печально это, но кто мы такие, чтобы с божьим промыслом спорить?
– Так и есть, – горестно вздохнул Строганов, всем своим видом показывая скорбь от отсутствия металлов на пожалованной его роду земле.
– Ну ладно, нет у вас, так, может, в другом месте найдется? Я вот думаю указ издать…
– Какой указ, милостивец?
– Да еще толком не решил, но думаю так: все недра в нашем царстве суть неотъемлемая и нераздельная царская собственность. А поелику оные недра принадлежат мне яко монарху, то я и соизволяю всем и каждому, вне зависимости от чина и достоинства, во всех местах, как на своих, так и на чужих землях искать, добывать и выплавлять всякие металлы.
– Как это «на чужих»? – насторожился купец.
– А так, если владелец земли ленив и выгоды своей не понимает, то я не намерен доходы терять.
– Отбирать будешь?
– Зачем же отбирать… Нет, Андрей Семенович, земля – это земля, а недра – это недра. Если хозяин добывать руду не хочет, так пусть ее другие добывают. А хозяину платят… ну, скажем, одну тридцать вторую часть прибыли.
– А сам подати сколько возьмешь?
– Первые три лета – ничего! Пока прибыли не будет, то могу и на пять лет освободить от подати. После этого – одну десятую часть от добытого. Если вдруг, паче чаяния, найдется благородный металл, скажем, серебро, то так же.
– Всего одну десятую? – вылупил глаза Строганов.
– А что тебя смущает? Нынче ничего такого в наших землях не добывают, а десятая часть от ничего – ничего и есть.
– Но это же…
– Прочее будет казна выкупать, по справедливой цене. Ну а если в казне денег нет или надобности, то хозяин в своем добре волен.