– Ишь ты… – задумался гость.
– А тебе какая в том печаль, купец? – усмехнулся молчавший до сих пор боярин Романов. – Ты же говорил, что в твоих землях ничего такого нет!
– Да как тебе сказать, Иван Никитич, – осторожно возразил Строганов, – может, мы искали неправильно. Дело-то ведь больно мудреное…
– Так поищите, авось и найдете.
– Вот если бы…
– Что «если бы»?
– Если бы ты, государь, сам рудознатцев послал…
– Да я-то могу, Андрей Семенович, да только если я их найму, то они мои, а стало быть, все, что они найдут, – тоже мое.
– Так оно же и так твое, царь-батюшка!
– Верно, только я в том смысле, что и рудники и заводы тоже моими станут. Нет, я, конечно, семью вашу не обижу, одну тридцать вторую часть дам, как и обещался… Смекаешь?
– Понял я, государь, – вздохнул купец, – сами наймем хитрецов[42].
– Вот это разговор! С наймом, так и быть, помогу, попрошу у короля Шведского.
– Еще бы лесов нам прирезать, – помялся Строганов, – для выплавки.
– Если найдете руды добрые, то и лесов прирежу.
– И людишек…
– Руду найдешь – будут тебе люди! Ладно, хватит на сегодня разговоров. Приходи завтра, Андрей Семенович, тогда и поговорим.
– Что-то ты, государь, сегодня щедр без меры… – пробурчал Вельяминов, дождавшись, когда купец выйдет. – Немало ли с такого дела десятину?
– Нормально, Никита. Главное, чтобы за дело взялись да в царстве железо и медь свои появились.
– А коли и впрямь серебро найдут?
– Когда-нибудь и найдут, – пожал плечами я. – Что с того?
– Так обогатеют паче всякой меры! – возмутился окольничий.
– Чего ты, Никита Иваныч, шкуру неубитого медведя делишь? – вмешался Романов. – Не нашли еще ни серебра, ни злата, ни даже меди! Меня вот другое беспокоит.
– Что еще приключилось?
– Да покуда ничего, вот только Строганов-то уж неделя как приехал, а эту, как ее… аудиенцию что-то не торопился получить.
– Так это дело не быстрое. Да и мало ли, может, дела какие у него были?
– Такие дела, что и к царю поспешать не надо?
– Не пойму я, что тебя беспокоит?
– Да я сам не пойму, только вот размышляю… а может, Строганов пронюхал что-то такое, что торопиться перестал?
– Что, например?
– К примеру, что Владислав войной идет.
– Так это на Москве всякая собака знает.
– Верно, а вот то, что в казне хоть шаром покати, ведают немногие. А тут они с казной пожаловали. Как ни крути, а двадцать тысяч – это деньги!
– Так они ведь их уже привезли?
– А кто знал про сие? Нет, вы как хотите, а что-то тут не так.
– Бог с ним, со Строгановым, ты лучше скажи, куда Телятевский запропастился.
– Вот тебе крест, государь, не ведаю. Как сквозь землю провалился, проклятый! Ох, не вовремя ты Корнилия отослал, уж он бы злодея из-под земли сыскал.
– А как там наш Мелентий?
– Плох духовник твой, Иван Федорович, иной раз в разум приходит да что-то сказать пытается, а так все больше в беспамятстве лежит.
– Вот еще напасть! Ей-богу, если и впрямь Телятевский тут виновен – насидится за то на колу! И вот что, пусть рядом с отцом Мелентием постоянно монах грамотный находится, и если он скажет чего, то пусть в точности сразу и запишет.
– Да сделано уже, государь.
– Ну и хорошо. Ладно, господа совет, давайте расходиться. Утро вечера мудренее.
Романов тут же, степенно поклонившись, удалился, и мы остались с Никитой одни. Посмотрев на кучу бумаг, добрая половина которых так и осталась непрочитанными, я не удержался от вздоха:
– Эх, когда же я себе секретаря заведу толкового!
– Где же его взять, толкового-то?.. – пробурчал в ответ Вельяминов. – На тебя же не угодишь, все тебе не такие, неграмотные да неразумные.
– Не скрипи, скажи лучше – лошади готовы ли?
– Все-таки поедешь?
– Да две недели уже не был. Дочка скоро узнавать перестанет, да и Лизка куксится.
– Нашел горе… подари ей колечко али серьги – так и повеселеет, чай, не жена.
– Тоже верно, – усмехнулся я и достал из-за пазухи небольшой коробок. – Посмотри, сгодятся такие?
Никита мельком глянул, оценив драгоценные камни и тонкость работы, и махнул головой, дескать, с головой хватит. Я тем временем принялся расстегивать пуговицы на своем зипуне. Вельяминов, вздохнув, принялся помогать. Пока я скидывал шитую золотом одежду, Никита вытащил из сундука рейтарский камзол, который обычно служил мне одеждой при поездках в Кукуй. Через несколько минут я шагал вслед за окольничим по длинным переходам кремлевского дворца. Выйдя в один из маленьких двориков, где помещалась коновязь, мы вскочили в седла и двинулись к воротам. Стоявшие возле них в карауле стрельцы бросились отворять, и наш маленький отряд двинулся в ночь.