– Не прикажешь ли чего, князь Дмитрий Михайлович?
– Ступай с Богом, да скажи: все сделаем, как государь повелел.
Вернувшись после разговора с воеводой в лагерь, Анциферов кинулся к царскому шатру и застал там прелюбопытнейшую картину. Вышедший из шатра государь на чем свет стоит материл валяющегося у него в ногах боярина.
– Да лучше бы ты сам утонул, песий сын! Чтоб тебя, проклятущего, все окрестные русалки защекотали скопом и к сожительству принудили!
Толпящиеся вокруг свитские смотрели на провинившегося боярина без малейшей приязни, похоже, прикидывая уже, где его ловчее будет повесить. Царь, однако, приказа о расправе не дал и, закончив ругаться, коротко приказал, будто сплюнул:
– Пшел вон отсюда, чтобы глаза мои тебя не видели!
Первушка бочком протиснулся к стоящему неподалеку Янеку и тихонько спросил:
– Чего это тут стряслось?
– Кажется, этот боярин…
– Князь Петр Пронский…
– Да, наверное; так вот, он должен был доставить пороховой обоз, но по какой-то причине порох, им доставленный, оказался подмоченным. То ли под дождь попали, то ли при переправе намочили.
– Беда-то какая!
– Угу, – неопределенно буркнул литвин, внимательно наблюдая за царским шатром, как будто высматривая кого-то.
– Первак, где тебя черти носят? – беззлобно ругнулся подошедший к ним Пушкарев.
– Да как же, Анисим Савич, сам же посылал с росписью к князю Пожарскому!
– Верно, посылал, – вспомнил полуголова, – ну и что, отдал роспись-то?
– А как же; Дмитрий Михайлович велел передать, что все исполнит, как государь повелел.
– Исполнит, куда же он денется, – вздохнул Пушкарев, – вот только теперь без ляшского зелья. Пушки и ядра отдадим, а порох себе оставим.
– Нешто все так худо?
– А-а!.. – махнул рукой, поморщившись, Анисим и продолжил: – Ты вот что, бери в охапку своего литовского дружка и ступайте-ка оба к государю.
– Зачем? – испугался Анциферов.
– А вот там и узнаешь… идите, кому сказано!
Делать нечего, пришлось Первушке, взяв с собой Янека, идти к царскому шатру. Государь к тому времени уже зашел внутрь и дорогу им преградили скрещенные протазаны податней.
– Куда вас нелегкая несет? – хмуро спросил один из них, рослый детина в посеребренном панцире и шлеме.
– Государь велел…
– Нет, ну ты посмотри, какие сановные люди! – едко воскликнул второй, несколько более тщедушный податень, одетый точно так же. – Их, оказывается, государь кликнул…
– Не говорили про вас ничего, – решительно перебил его здоровяк, – шли бы вы, болезные, отсюда подобру-поздорову, пока целы, уж больно царь нынче гневен!
– Государь велел, – насупившись, повторил Анциферов.
– Ничто, другой раз будешь знать, как рындам и податням дорогу переходить! – злобно прошипел второй. – Иди отселева, пока ратовищем[54] не огрел!
Тут из шатра выглянул сам Михальский и, увидев, что Первушка с Янеком уже пришли, велел их пропустить.
– А вот и они, прекрасная панна, – воскликнул я, увидев входящих молодых людей. – Насколько я понимаю, с паном Корбутом вы знакомы, а второго зовут Акакием Анциферовым.
– Паном Корбутом? – с непередаваемой интонацией, в которой удивление смешалось с легким сарказмом и презрением, воскликнула Агнешка. – Ах, это ты, Янек…
– Счастлив видеть вашу милость в добром здравии, – пролепетал литвин, едва не упав в обморок при виде предмета своей страсти.
– Ну, насколько я понимаю, ваш старый знакомый – шляхтич, а потому «пан», – широко улыбнулся я.
– В Речи Посполитой много шляхтичей, – проворковала в ответ полячка и снова повернулась к Корбуту. – Спасибо, мой добрый Янек, я так рада увидеть хоть одно родное лицо, среди всех этих…
– Отвратительных рож, – любезно подсказал я замявшейся девушке. – Что же, я счастлив, прекрасная панна, что смог доставить вам хоть маленькую радость. Вашему бывшему слуге совершенно нечем заняться, а потому он поступает в ваше полное распоряжение. Насколько я понимаю, дело для него привычное. Также я поручаю вас попечениям господина Анциферова, он будет следить за тем, чтобы у вас всего было в достатке, и отвечать за вашу безопасность.
– Благодарю ваше высочество за заботу. – Агнешка манерно присела в книксене, выглядевшем довольно нелепо, принимая во внимание ее мужской наряд. – А что, пан Анциферов тоже шляхтич?
– Поверьте мне, дорогуша, – ухмыльнулся я на явный намек спесивой полячки, – с высоты его происхождения, разница между вами и королевичем Владиславом совершенно незаметна!
Услышав это, панна Карнковская вздрогнула, как от пощечины, и, поджав губы, стремительно вышла вон. Корбут, пожирая ее глазами, был готов двинуться следом, но Первак удержал его.