Но никто и никогда не имел возможности связать все эти быстрые отблески и вспышки в поток света — единый, пронизывающий дворец быстрее, чем любую толщу морской воды.
К тому же во дворце совершенно отсутствовали пыль или дым, которые в этом грешном мире только и становятся бестелесной плотью всякого света. Трижды в день по всему дворцу проводили три сотни черных нубийцев. Они шумно втягивали всю налетевшую во дворец пыль своими широкими, вывороченными наизнанку ноздрями.
И вот осенью семьсот сорок девятого года от Рождества Христова два луча, отраженные Великой Книгой, ворвались один в тронный зал, а другой в Триклиний Схолы, а наружу вовсе не вышли, и двенадцать свечей так и не вспыхнули в южных галереях.
Этим событием завершилось повсеместное уничтожение икон и всех священных изображений, длившееся уже три десятилетия подряд.
Первым властительным иконоборцем стал отец нынешнего василевса, грозный Лев Исавр[9], который сумел излечить Империю от лихорадки и бессилия и восстановил ее в былом блеске. Лев Исавр сначала отстоял пределы своего православного царства от бешеного натиска арабской конницы, в гуле копыт которой все громче и неотвратимее слышалось имя чужого пророка, а потом повелел свозить иконы отовсюду и складывать их горой посреди Августеона. В присутствии императора лики Господа, Богородицы, ангелов и апостолов поворачивали к земле, после чего заочную сторону образов поливали горючей смолой и поджигали.
Никто не видел чуда, как слезились мирром сразу сотни икон, как внезапно отходили от горящей древесины краски и на мгновение отпечатывались зеркальным отображением на беломраморных плитах площади. Никто не поднимал глаз, устремленных на пламя, и не видел, как золотой Константин Великий в вышине своих небес решительно закрывал книгу до тех пор, пока пламя не умирало от сытости и не развеивался странный, зеленоватого оттенка дым.
Сын Льва Исавра, Константин[10], Пятый по счету от Великого, продолжал дела отца, но икон становилось все меньше, а искать их, припрятанные по самым темным углам царства, становилось все труднее. Ведь света и так всегда не хватало.
И вот однажды, когда Константин вышел из дворцового храма Господа и двинулся по галереям, связывавшим нижнюю, более старую часть дворца, с верхней, ему показалось, будто сквозь узор стенной мозаики, изображавшей райские сады, явственно проступает кто-то из архангелов; причем архангел казался ростом от пола до самого свода, так что и самому василевсу пришлось бы униженно задирать голову, дабы уразуметь, какая весть — добрая или злая — у небожителя на уме. Император замер в удивлении и повернулся лицом прямо к глухой стене, чего властители обычно избегают делать.
Архангел пропал из виду.
Тогда василевс отошел назад и даже походил из стороны в сторону. Вместе с ним качалась из стороны в сторону растерянная свита и качались над головой императора золотые секиры стражников-схолариев.
Изображение мерещилось василевсу, проступая только при движении вдоль стены и при взгляде сбоку, через плечо. Архангел как бы грозил из-за крепкой ограды вослед тому, кто проходил мимо него…
Именно здесь, на стене, всегда сходились лучи, чтобы, множась в новых отражениях, устремиться дальше.
Константин Пятый приказал немедля ободрать всю мозаику. Был канун осеннего равноденствия.
Хвост императорской процессии едва успел отползти, как на мятежную стену налетела варварская орда с молотками, скребками и рукавицами, сделанными из шкурок морских ежей.
Не минуло и часа, как райские сады исчезли и превратились в пустынную дорожку, хрустевшую под ногами, и в клубы пыли, забивавшие всякому прохожему горло и грудь. Солнце, между тем, опустилось за дворцовую стену, и поскольку подданные так и не дождались нового повеления василевса относительно наказанной стены, то ее так и оставили до следующего утра в освежеванном виде.
А наутро лучи ринулись во дворец и общей своей световой силой уперлись в огромную стигму. Крохотные, не заметные для глаза кусочки мозаики, кое-где вдавленные в стену ударами молотков, всю ночь продолжали тихонько осыпаться на пол. И теперь эти разноцветные крошки, обнаруженные и озаренные лучами, засверкали и превратились в кусочки света. Они отделялись от стены, уже не падая, и своим невесомым роем начинали принимать некую, поначалу неясную форму…
9
Лев III Исавр — византийский император (717–741), основатель Исаврийской династии. При его правлении Византийская империя вступила в период иконоборчества. Род его исаврийского или армянского происхождения происходил, вероятно, из малоазиатской области Исаврии, а сам он родился в Германикии (город в Малой Азии). Анастасий II (713–716) дал ему титул патриция и назначил его правителем области в Малой Азии. Когда войсками был провозглашен императором Феодосий III, Лев Исавр отказался признать его и поднял восстание. Феодосий отрекся от престола, получив обещание, что останется невредим. В марте 717 г. престол стал бесспорным достоянием Льва Исавра.
10
Константин V Копроним (718–775) — византийский император с 741, сын византийского императора Льва III, иконоборец, созвал Иконоборческий собор в 754 г. Константин V, бывший талантливым полководцем, до сих пор имеет славу беспощадного иконоборца, преследовавшего и казнившего многих монахов. Однако этот образ основывается на источниках победивших иконопочитателей. Само прозвище Копроним («Навозник»), также как и второе — Каваллин («Кобылятник») — дали ему религиозные противники. Среди солдат Константин пользовался большой популярностью, и с его именем в немалой степени связано восстановление могущества империи после временного упадка и вторжений Омейядов.