Глубокая музейная тишина. Внимательный взгляд Стакена. Обычное место у окна. Гора рукописей все не уменьшалась. Стакен больше не раздражал его: Райт не замечал профессора. Стакен был неизбежен, как смерть.
Они редко разговаривали друг с другом. Сдавая работу, он даже не ждал оценки Стакена. Знал, что исправлять там нечего. Все и так было ясно. Профессор, очарованный скоростью работы помощника, разбрасывал по столу листки текстов, на которых писал комментарии. Стакен до сих пор не рассказал Райту о своей быстро продвигавшейся книге; он собирался назвать ее «Религия Египта» и указать на титульном листе две фамилии — свою и Райта. Райт же умалчивал о том, что во время короткого отпуска начал писать книгу под названием «Египетская женщина». Он понимал, что такое заглавие, вероятно, не совсем подходит для научной монографии — но читателей тема заинтересует не меньше, чем его самого.
Мэри злило упрямство Райта — тот все больше отвлекался от планов свадебного путешествия и с безумным рвением погрузился в работу. Обиженная невниманием жениха, она уехала куда-то на море. Райт довольно равнодушно принимал к сведению ее постоянно менявшиеся адреса. На ее открытки отвечал изредка и всегда по-разному: то торопливо набрасывал несколько строк, то начинал подробно рассказывать о своей работе и после безуспешно искал высказанные в письмах соображения в своих записях. Он неохотно отвлекался от работы и находил трудным, почти невозможным думать о чем-либо другом. Райт едва заметил долгое отсутствие невесты — он стал утрачивать чувство времени. Он обитал в ином мире, который каким-то чудом помещался в настоящем. Он так увяз в паутине прошлого, что среди миллионов жителей столицы, в XX веке нашей эры, ощущал себя случайно заблудившимся чужаком.
Однажды Райт обратился к Стакену:
— Господин профессор! Недавно вы дали мне в числе других один источник, совершенно не совпадающий по содержанию с остальными. К сожалению, я не имел возможности детально его просмотреть. Не будете ли вы так добры предоставить его мне для изучения?
Стакен, похожий на хищную птицу, сидел с опущенной головой и словно вознамерился проглотить слова Райта. Он глянул на ассистента искоса и не сразу ответил:
— Я уже понял, что вы имеете в виду, господин доктор. Этот документ — моя собственность и хранится в моей личной коллекции.
— Буду очень рад, если смогу ознакомиться с ним подробнее.
— Надеюсь, что вы найдете среди моих бумаг не менее интересные вещи. В моем собрании имеется немало уников и вы можете им пользоваться.
Райт слышал о собрании Стакена. Кое-какие документы были ему известны по цитатам в трудах профессора; но опубликована была лишь небольшая часть материала. Пикок, который, судя по всему, поддерживал тесную связь со Стакеном, только намекал на эти документы и, не описывая само собрание, ограничивался комплиментами, называя его «солидным». Учитывая, что все интересовались коллекцией, было непонятно, по какой причине Стакен так тщательно ее скрывал. Предложение профессора и тем более возможность увидеть его сокровища обрадовали Райта; но в последнее время он настолько отвык от людей, что ощутил замешательство и не знал, стоит ли принять приглашение. Стакен положил ему руку на плечо, чего не позволял себе никогда. От этого жеста все сомнения Райта рассеялись и он покорно произнес:
— Очень рад, господин профессор, я приду, когда вам будет удобно.
— Сегодня в десять вечера. Вас встретят.
В странном настроении шел Стакен по пустынной улице, пересекавшей Кайзераллее. Он принял приглашение Стакена не столько из любопытства, сколько потому, что почувствовал некую роднящую их связь, духовную близость — и теперь в сердце роилось столько надежд, что ему казалось, будто он идет на любовное свидание. Но какой-то голос в глубине сознания нашептывал ему что-то о насилии, о необходимости освобождения. Райт думал о своей книге и вдруг вспомнил Мэри, о которой совсем позабыл во время работы. Он сбился со счета домов и не сразу нашел жилище Стакена. Ворота одного из домов с садом были приоткрыты; светилось только окно, выходившее в сад. Это напомнило Райту свет маяка посреди моря. «Значит, здесь и живет Стакен…» — решил он.
В слабом свете, падавшем сверху и отражавшемся от стены, смутно вырисовывалась лестница. На втором пролете стояла на маленькой настенной полочке красная глиняная посудина с чадящим фитилем. На двери медная табличка с надписью: «Стакен».
Райт еще не успел коснуться кнопки звонка, украшенного бронзовой львиной головой, как дверь бесшумно распахнулась — будто отскочила сама собой под воздействием скрытой пружины. Вошел и, опустив глаза, увидел существо. едва доходившее ему до пояса. Это был карлик с несоразмерно большой головой и старческим, пожелтевшим, увядшим лицом, искаженным гримасой. «Бог Бес[9], — подумал Райт, — немного кривой, в сером».
Электрическая лампа без абажура, которую внес уродец, осветила Райта и эту карикатуру на человека. Голые стены с крючками, на них висят плащ и шляпа Стакена.
Карлик протянул детскую руку, схватил шляпу и трость и ждал, пока Райт не набросил ему на плечи свой плащ. Маленький человечек, весь нагруженный, исчез за стеной, где послышались шаги. Перед Райтом возник Стакен, заполнив собой весь дверной проем — в широком, светлом, старомодном халате, производившем впечатление священнической ризы.
— Очень рад приветствовать вас у себя, — сказал Стакен несколько торжественным тоном, протянув руку Райту. Тот с почтением пожал руку профессора.
Не выпуская руки гостя, Стакен потянул его в полутемную комнату. Из соседней двери, за которой исчез карлик, на паркетный пол упала полоска света. Стакен шел вперед большими шагами. То, что увидел Райт, могло бы быть музейным собранием, хотя и не все в нем отличалось целенаправленностью, характерной для систематических коллекций. Но собрание Стакена не было беспорядочным набором случайных предметов. Все здесь имело внутреннюю связь и жило общей жизнью. Чувствовалось, что Стакен живет той же жизнью. Статуи, пусть и разные, принадлежали к одному семейству. Богиня Бастет[10] с львиной головой и павиан Тот[11] на постаментах перед столом — напоминавшим алтарь, но предназначенным, вероятно, для работы — чувствовали себя как дома. Кувшины на полках у стен выглядели предметами повседневного обихода хозяина.
С первого взгляда можно было оценить научную важность собранных здесь древностей, однако Райта заворожило нечто иное. Он ощутил атмосферу чего-то близкого, родного, словно вернулся в детство, к началу сознательной жизни, когда его окружали любимые вещи. Музейное собрание было близко ему лишь формально, но здесь он точно возвратился в отчий дом после долгого расставания.
Райт снова услышал слова: «Приветствую вас у себя» — и с этими словами вошел Стакен с другим светильником в руке. На нем был уже не старомодный халат, а белое облачение жреца. Райт, избавившись от пальто, шляпы и трости, словно забыл о современности.
Оба сели на низкие кресла. В подсвечниках, наверняка происходивших из древнего святилища, мерцали восковые свечи. Воск капал медленно и тоскливо, заледеневая натеками. Царила мертвая тишина, как будто над этими комнатами нависла вечность.
— Припомните наш разговор, — зазвенел голос Стакена. — …Я предостерегал вас от искушений на пути ученого, который чает добраться до святая святых мудрости, сокрытой ушедшими веками. Только немногим это удается. Но все запретное манит… Я пытался подчеркнуть опасность соблазнительной красоты старинных форм жизни, ибо она препятствует познанию истины. Вняли ли вы моим предупреждениям?
9
10
11
…