— К какой такой «своей мумии»? — поинтересовалась Жанна.
— Пол-Берлина знает об этом, а ты задаешь глупые вопросы… Райт по целым дням запирается в своем кабинете с египетской царевной, которую ты будешь играть на сцене, и пробует ее оживить…
— Не шути, Макс. Глупости!
— Спроси Курта.
— Курт, это правда?
Курт молча кивнул головой.
— А сколько лет твоему профессору?
— Примерно три тысячи… так он сам сказал нам вчера…
— Только не остри. Просто хотела узнать. Любопытно слышать, что сегодня еще встречаются такие чудаки.
— А когда же их не было?!
— Я быстро отучила бы его от этой мании…
— Интересно, как?.. Попыталась бы занять место Нефрет? А знаешь, Макс, это идея…
— Но-но, оставь Жанну в покое со своими идеями. Кажется, ты хочешь отправить ее вместе с Райтом в сумасшедший дом. Он уже скоро там окажется. Если бы вчера в нашей компании сидел какой-нибудь психиатр, он охотно выписал бы ему свидетельство для лечения в санатории.
— Ты меня не понял, Макс. Я совершенно серьезно думаю о том, как избавить такого одаренного человека от его idée fixe…[9] жаль его труда, таланта…
— Но что общего у всего этого с Жанной? Ты уже сделал ее египетской царевной танцевального зала…
— Макс! Прошу запомнить, что мой театр — никакой не танцевальный зал… — вспыхнула Жанна.
— Да будет тебе! Хорошо, «Ла Скала» или «Метрополитен-опера», мне все равно… Я обращался к Курту. Он вскружил тебе голову какой-то египетской мумией и теперь ты стала так задирать нос…
— Макс! Если ты меня еще раз оскорбишь…
— Почему вы так кипятитесь? Я всего лишь рассуждал вслух… давайте спокойно пить кофе… Погодите, я хочу вам еще кое-что рассказать о Геродоте. Этот греческий историк утверждает, что по верованиям египтян человеческая душа — бессмертна и что она после смерти тела немедленно переходит в тело другого существа, которое в ту самую минуту рождается. Когда же душа побывает в телах всех животных и птиц, живущих на земле и в воде, она вселяется в тело младенца, который рождается в миг последней смерти. Это великое круговращение души продолжается три тысячи лет.
— Странное дело, — злобно заметил Макс. — И как это ты родился человеком? Тебе подошло бы быть… попугаем. Ничего не можешь придумать самостоятельно, только повторяешь то, что вычитал из книг или услышал от профессоров.
— А сам ты что-нибудь придумал?! Подожди, я еще такое придумаю, что тебе жарко станет!
— Опять?! — вскричала Жанна и разняла приятелей, которые начали уже наскакивать друг на друга, как задиристые петухи. — Ах, какие вы скучные!
Курта Ремера удивило поведение Райта. Дело было в музее через несколько дней после совместного ужина. Райт просматривал записи ассистентов с нескрываемым недовольством, очевидно, не находя в них ожидаемых им выводов. Ничего не объяснял, только бросал язвительные упреки:
— Вы мало работаете.
— Ваше внимание рассеяно, вы думаете о совсем других вещах, а не о работе.
— Совершенно неправильный подход.
— Я ожидал от вас большего.
И Курту:
— Как вы можете готовиться к докторату, не зная таких простых вещей?!
Вышел из кабинета надутый и будто обиженный, оставив ассистентов теряться в догадках. Как ему угодить? Они отшучивались:
— У него не в порядке нервы.
— Слишком долго находился в обществе трупов.
— Надо бы его куда-нибудь вытащить на свет божий!
Сцена ревности, которую Макс устроил Курту, позабавила молодого египтолога. Курт не скрывал своих симпатий к Жанне, но вел себя с ней корректно. Макс не смог оценить его помощи Жанне: ведь это он, Курт, придумал сенсационную роль, что станет поворотным пунктом ее сценической карьеры. Жанна его помощь оценила и с радостью отблагодарила бы Курта, если бы не страх перед Максом, служившим для нее символом всемогущего капитала.
«Артистка, мой дорогой, — говорила она, — не может жить одним талантом, ей нужен хлеб… и к тому же с маслом. Понимаешь?»
Курт понимал даже слишком хорошо, потому что сам прибегал к помощи Макса, когда его баланс оставлял желать лучшего.
Но горечь не проходила. Мало того, в часы работы, когда он так нуждался в спокойствии, над ним нависала тень Райта. Все это приводило Курта в дурное настроение.
Однажды вечером у него возникла мысль свести Жанну с Райтом, но резкие возражения Макса прогнали ее вместе с желанием проявлять какую-либо инициативу.
Как-то раз, когда Курт выходил из музея, Райт окликнул его: