Его движения казались замедленными – или это лишь мое измененное восприятие?
Я обняла его, и мир завертелся. Казалось, существует только этот человек, только это место, только этот миг. Потом вращение прекратилось, но мир сузился до одной комнаты. У меня не было ни прошлого, ни будущего – лишь настоящее.
Мы упали на сетку кровати, отпечатывавшуюся ремнями на нашей плоти. Снаружи, откуда-то издалека, доносились какие-то звуки, но они казались ненастоящими. Единственной подлинной реальностью в этом тающем и расплывающемся пространстве было тело Антония, сжимавшего меня в объятиях.
Он покрывал меня поцелуями, и скоро я перестала воспринимать что бы то ни было, кроме его жаркого дыхания на моих плечах, шее, груди. Говорил ли он? Я ничего не слышала. Слух отказал, да и прочие чувства, за исключением осязания, тоже. Я ощущала каждое прикосновение к своей коже. Я ничего не слышала и не видела, не воспринимала никаких запахов, но моя женская плоть была чувствительна, как никогда.
В ту ночь он часами занимался со мной любовью, и я откликалась на его порывы. Однако воздействие снадобья привело к тому, что мы не только слились воедино, но и стали воспринимать происходящее как некое единое ощущение, не подлежащее расчленению на отдельные моменты или воспоминания.
Как мы покинули ту комнату, как вернулись в Александрию, в памяти не отложилось. Во всяком случае, на следующее (если оно было следующим) утро я проснулась в своей постели, в собственной спальне. На стенах плясали пятна яркого утреннего света, а надо мной с тревогой склонилась Хармиона.
Глава 12
– Наконец-то! – сказала она, когда я открыла глаза.
И тут же закрыла, потому что свет их резал.
– Вот так! – Она приложила к моим векам компресс из огуречного сока, свежий терпкий запах которого казался чудом после тяжелых запахов Канопа.
– Что ты пила? Сонное зелье?
Зеленая тяжелая жидкость; я вспомнила ее изумрудный блеск и приторный вкус.
– Да, тот напиток действовал как снотворное, – ответила я.
На самом деле снотворное было наименьшим из его действий.
Наверное, я устыдилась бы своего поведения в комнате для утех, если бы смогла вспомнить подробности.
– Похоже, я допустила неосторожность, пригубив какого-то питья на улице, – со вздохом промолвила я и тут же вспомнила, что Антоний выпил куда больше меня. Я встрепенулась: – А что с благородным Антонием? Где он?
– Его никто не видел, – ответила Хармиона, взяв мои руки. – Но не бойся, он вернулся в свои покои. Его телохранители заметили, как он входил.
В надежде, что мой возлюбленный пребывает в не слишком плачевном состоянии, я приподняла уголок компресса и посмотрела на Хармиону:
– Я видела тебя с…
– Флавием, – закончила она.
– Ну и как, оправдал он твои ожидания?
Мне казалось, что оправдал. Во всяком случае, выглядела Хармиона удовлетворенной.
– Да, – коротко ответила она.
Интересно, к чему это приведет? Флавий не Аполлон, в этом отношении он не соответствует запросам Хармионы, но как земная замена бога, может быть, и сойдет.
Через несколько минут я встала и, коснувшись прохладного и чистого мраморного пола, подивилась тому, что после всего случившегося чувствовала себя отдохнувшей.
Снаружи море билось о волноломы и об основание маяка. Сейчас, в середине января, судоходство практически замерло: если в порт и поступали какие-либо грузы, то преимущественно сухим путем. С востока продолжали приходить караваны с предметами роскоши, но зерно, масло и вино, как и почта, временно не доставляли. Этот период затишья Эпафродит и его помощники использовали для проведения инвентаризации, подведения итогов и подготовки к следующему сезону.
Я послала за Цезарионом. Сын пришел, как только его наставник, старый ученый из Мусейона по имени Аполлоний, закончил утренний урок. В свое время Аполлоний учил меня саму, и я решила, что этот несколько занудный, но опытный и дотошный старик на начальном этапе подходит и для Цезариона. Он никогда не повышал голос; правда, на его уроках порой клонило в сон.
– Может быть, мы вместе поедим и ты расскажешь мне об учебе? – предложила я. – Кстати, как поживает твоя ящерица?
Его лицо осветилось.
– О, ящерица замечательная! Она у меня такая шалунья! Думаешь, только тележку возить умеет – как бы не так! Представляешь, сегодня спряталась в мой сапог. Я чуть не раздавил ее, когда обувался.
Он рассмеялся звонким высоким смехом.